2703
1.
В кофейной чаше мечется метель.
Бодрящих сепий прячется цикорий,
Он из сиреневого странно пожелтел
В пылу цветения на снах моих историй.
Дороги лентой транспортерной — степ шагов,
Следов цепочка в белом шуме растворяла
Восьмерку пики, превращая в рикшу дров,
Не выплаканной вовремя печали.
В глаза смеяться, когда хочется кричать,
Соль четверговую запрятав в пятый угол,
Сначала трудно, но потом летишь перчаткой,
Любовь чужую превращая в жженый уголь.
На шахматной доске из расставаний
Молочных рек земное испытание.
2.
Молочных рек земное испытание
В матрешках страха компилирует тепло
Программным кодом, из забытой богом тани,
По файлам тащится стихов металлолом.
Грязцу эмпатий и сочувствий из зеркалий
Месить холодными шагами и вином,
Колючки рецок обрезаешь мечом Кали,
Под вожделений протухающее дно
Сопливых рыцарей, успевших тогу бога
На треники в гримерке натянуть.
Не я иду, ведет меня дорога,
Где принцип не слова, а охры муть.
Гвоздей, ржавеющих под скриптами дверей,
Еще не спилена в лесу живая ель.
3.
Еще не спилена в лесу живая ель,
Пустот игрушки не повисли в ее лапах,
Кому в окопе, а кому на потолке
Почудится металла кислый запад.
Пробив экраны из индиго полюсов,
Крестами харпов обесточив дым и верность,
Проснется девочкой последнее тепло,
И сеть 3.0 взыграет лавой нервно,
Кубышки гор укрыв потоками огней,
Бенгальских, с развороченной кастрюли,
Сомкнутся сети, льдом покроется отель,
И рамы окон, отражая кашель дула,
Из ткани прошлого прошьют кольчугу дани
На иглах времени рассыпанных сознаний.
4.
На иглах времени рассыпанных сознаний
Сны отражений, как проклятия подобий,
Воруют первенство игрой консервной тайны,
Бычки созвездий прожигая из утробы.
В купаже чайном — декупаж пустых тарелок,
Война за желтый поседела до метели,
Шипящей щелью банкомат фантомы денег
Жует с руками, оставляя только тени.
В хрустальном вареве зеркальных подземелий
Пиявки образов поют и пьют за дисс,
Сетями щука убежала от Емели,
И печи в одночасье взорвались,
Стройматериалами горит фантомный плащ,
А детский смех, почти могильный плач.
5.
А детский смех, почти могильный плач,
Из методичек с траурной каймой.
Ячейки рвутся, пятятся по рачьи
Обманами из линии прямой.
Традиции оборванной, а мальчик,
Конечно, был, и прорубь не фантом,
Она округлая, сжимается до пачки,
Вертушкой балерины сны о том,
Как мир живет на призрачной ноге,
Летящей по просветам талых файлов,
Ни родинки, ни флага только день
Пробелами с тире и скобой смайлов.
Контакты жжет нулем в противофазе
Небрежный саван прошлого из грязи.
6.
Небрежный саван прошлого из грязи
Пришел из самых чистых побуждений,
и кожа, что чешуйчатостью слазит,
Который год не ищет снисхождений
От чучельника, ставшего однажды,
Дешевым средством от избыточной любви.
Он не считал себя своим и даже важным,
Но пуповину жизни отрубил.
Шатаюсь многоликой эвридикой
В тылу его задраенных окон,
А мысль о жизни повиликой дикой
Опутала столиц вечерний звон.
Где шарик ртути в венах бойко скачет,
И бой курантов мог звучать иначе.
7.
И бой курантов мог звучать иначе,
Закрытый на иллюзию ночей,
Как страшно покупать товар на сдачу,
Как больно дачей быть уже ничьей.
На лодочках рассказанных историй
Дианы платье мести, как чехол,
Облизанные марки партий тори
Вращают маслянистый валидол.
И растворяют мускул говорильный
На суперструны времени еды,
И не заметишь, как тебя пролили
И растворили нотой в сизый дым.
А так хотелось без больных фантазий,
Без пошлых слов и млечных эвтаназий.
8.
Без пошлых слов и млечных эвтаназий
Из проповеди деда Щукаря,
Где солнце на закат по рачьи слазит,
И кофе с чаем утро не бодрят,
Смотрю на стопку старых бывших писем:
Волокон сборник для чужих дорог,
И чьи-то мысли проникают лисьи
Рулеткой поводка под мой порог.
Татарином, не жданным, не понятным
Ломается крыло окна, и с ним
Белье живет в прогалинах из пятен
Желтушных йода, раны обновив
По влаге хлеба в ноздреватый свет,
Чужой ногой рисуя снегу след.
9.
Чужой ногой рисуя снегу след,
Ступаешь, обтирая пыль асфальта,
Она вернется в кофе из последов
Рождений, мрачным клавишником альта.
Играться в слово, кто им запретит,
Умеющим держать программным кодом
Могильных плит тирешные ключи,
Слоев тональность фабрикой свободы.
Собрав тебя в окурках табака
Цыпленка и цветка благоуханий,
Уйдешь по битой ссылке или скатом,
Забыв забрать отмычки осознаний.
Побитый ферзь на пике черной масти,
Я не искала ни созвучий, ни участий.
10.
Я не искала ни созвучий, ни участий,
Но белой и пушистой не была,
Не ждала, но пришел на встречу в час икс
Волшебник и накинул удила
Сиреневого вальса откровений,
Резиной шин спасательных кругов,
Поймал в лассо утюженное время
Психушки в зоне ветреных даров.
Когда чужую боль ворует глупый,
Не зная, что важней здесь дара нет,
Не жалко, но когда тебя из лупы
Любви прожгут, забрав детей и беды,
Иначе понимаешь смысл побед:
известки камушки ломали тонкий свет.
11.
Известки камушки ломали тонкий след,
И лампа на столе давно сгорела
Внутри водой ворованных обедов,
Под утро воскресая белым мелом.
И стены здесь всегда наискосок,
С тех, пор как время с цифры убежало,
На марлю, где дорог прощальный код
Миллиметровкой вырезал начала.
Там — мастером брутальный наркоман,
Фарцующий мимозами на рынке,
Упрятавший в надорванный карман
Из флешек зажигалки старой крынки.
Спит одиночества мое живое счастье,
Лаокоонами шипя в ведре причастий.
12.
Лаокоонами шипя в ведре причастий,
Палаты, где в кроватях на жгутах,
Распяты диабетом души настежь
Стекают в чашу мира по утрам.
Где время спит котлетой на тарелке,
А пол залит побелкой и свинцом,
И крупкой снег метелит в окна мелко,
Меняя краски книжек на лицо.
Сиделка сучит пачки и таблетки,
На окнах — сеть решеток и тоска:
И летний выгул, и порог беседки,
Насосов шприцы, тянущих глаза.
На сдачу от насилия — любовь.
Искусство вытравит оставшуюся боль.
13.
Искусство вытравит оставшуюся боль,
Когда ей не побрезгуют другие,
Вернешься в дом и думаешь, родные
Дождались. Только ветер за окном.
Чужой весь город, прошлое и сад,
Везде натоптано, и смяты сны постели,
Живые не живые, все висят
Игрушками на призрачности елей.
Играешь в стены, пишешь сам себе,
Стучишься в небо, бьют не открывая,
За что ты получил такой билет,
В один конец? Нет, в ад чужого края.
Горишь седым огнем, прошивкой дров,
Предательство меняя на любовь.
14.
Предательство меняя на любовь,
Не думаешь о праве и ответках,
Движением руки срываешь боль,
Так дерево теряет в осень ветки.
Хоронишь, тихо плачешь, далеко...
Играешь в шашки, думают — в кино.
И цепи больше нет, и кот подох,
Дал дуба черномора молотком.
Полы прогнили, улетел порог,
Разбиты стекла, книги съели мыши,
И ты себе — чужой, и им — никто,
Родные навсегда из жизни вышли
За спичками, меняя шприц на дрель.
В кофейной чаше мечется метель.
Магистрал
В кофейной чаше мечется метель:
Молочных рек земное испытанье,
Еще не спилена в лесу живая ель,
На иглах времени рассыпанных сознаний.
А детский смех, почти могильный плач,
Небрежный саван прошлого из грязи,
И бой курантов мог звучать иначе:
Без пошлых слов и млечных эвтаназий.
Чужой ногой рисуя снегу след,
Я не искала ни созвучий, ни участий.
Известки камушки ломали тонкий свет,
Лаокоонами шипя в ведре причастий.
Искусство вытравит оставшуюся боль,
Предательство меняя на любовь.
PS
на свете много даш и катерин
останусь цифрой 2703