Пустой иероглиф нужно вписать в квадрат,
Особенно если он превратится в текст.
За каждой могилой прячется Гиппократ,
Который на белом бланке поставил крест.
Над каждой постелью спит одинокий бог:
В катарсисе смерти тает его фрагмент.
Хотя, говорят, он снова помочь не смог,
И свечи горят на память, что бога нет.
Скорее всего он слух распускает сам,
Как вязанный страх, в котором протерлась нить,
И каждую ночь возводит небесный храм,
Пока на планете учатся люди быть.
Планеты горят как звёздные алтари,
И кто-то кладёт на каждую горсть пыли.
А образы в небе светятся изнутри:
Их мысли как строки тянутся из земли.
Другой иероглиф нужно вписать в окно
И жадно смотреть, как смысл мерцает в нем,
Как взгляд в батискафе мыслей идёт на дно
И как глубина спасается день за днём.
На дне человека зреет волшебный сад,
В саду как дельфиньи песни смешались дни.
Там боги играют вечностью в виде карт,
В которых мы дома учимся быть одни.
Каким иероглифом я обозначусь сам?
Я выбрал один, не зная судьбы его,
И жизнь принимает форму житейских драм,
В которых сквозит великое ничего.
Я трогаю нить и вижу в окошке свет,
Я помню богов, как будто бывал в саду,
Но мой иероглиф прячет во мне ответ,
К которому я сквозь толщу веков иду.
Упругое время мягко сжимает грудь,
По знакам над головой узнаю маршрут.
Иду напрямик и сам превращаюсь в путь,
И чувствую, как другие по мне идут.