Психоделическая сказка для взрослых
Автор – Бруна
6-8.12.2022.
Она
Она шла по парку, как всегда, в наушниках, с головой погрузившись в очередную лекцию по философии. Любовь к мудрости всегда помогала. И правда: о чём еще думать, что слушать в насквозь турбулентном информационном пространстве в самый разгар неопределённости? Нужно же как-то собирать свою картину мира по осколкам сути, по крупицам смысла. Причём постоянно, снова и снова, потому что действительность, казалось, то и делала, что вставляла палки в колёса здравого смысла и разумного, доброго, вечного, чистого, единственно которое было для неё основой и смыслом существования.
И чтобы вернуть себе основу, так уже получалось каждый раз, что женщина нуждалась в помощи авторитетных позиций и таких основополагающих картин мира, чтобы собственная, пусть хоть и колебалась, но в пределах землетрясения 2-3 балла. Однако вокруг себя она не обнаруживала надёжных мудрецов, которым могла бы довериться и доверить столь важное. Поэтому она обращалась к помощи мирового зала и пользовалась советами мудрейших всех времен и народов, ибо в глубоких формулах о сущности бытия и доказательствах присутствия Бога, она находила для себя островки, чтобы стоять, а не падать в расползающейся агрессивной среде.
Слушая Сенеку и Марка Аврелия, она училась стоически брести сквозь реальность. Погружаясь в дао Лао-цзы, она обретала дзен озарений и чутко внимала природе: прикосновениям ветра и снега, дождя и солнца. Ведя внутренний диалог с героями диалогов Платона, она вдохновлялась и выходила из пещеры, отрекаясь от теней прошлого и делая пометки на полях собственных осмыслений, чтобы прозревать свет будущего. Советы разновсякой мудрости она переводила на собственный поэтический язык, адаптируя их под себя, вписывая в собственное мировоззрение и со-бытие.
Именно поэтому, каждая прогулка с интересными собеседниками, проникающими в мозг через наушники, давала ей явственное ощущение: она не одна, она мыслит с мыслителями, иногда в унисон, иногда вступая в спор, пытаясь придумать собственные аргументы и развить дискуссию в интересном и важном для неё направлении.
Когда же словесный логос переставал воздействовать на неё, тогда величественная и вечная музыка вступала в свои права, чтобы поднять купол звёздных звучаний и наполнить сознание вневременными волнами Иного, понимание которого можно только впустить в себя, но никогда объяснить логически.
Она никогда не чувствовала своего одиночества, как чего-то странного и страшного, потому что это понятие не давалось ей в ощущениях. Её мир всегда был полон изнутри. Там всегда обитали самые разные представители человечества, обретали сущность непонятные символы, проявлялись знаки, вспыхивали метафоры.
Она слышала разные языки, не только человеческие, но и метафизически неописуемые, перебирая, словно чётки, в своём воображении то, о чём можно помыслить, но что невозможно в определения затиснуть. Она умела слушать неслышимое и слышать неслышное, чтобы потом понять, принять и вплетать собственные размышления и чувствования в происходящий внутри неё бесконечный и разнообразный разговор.
Долгие годы она жила вовне настолько, насколько внутри у неё трепетало, тревожило, звучало то тремоло литавр, то фиоритуры флейт, то скрипичная тоска, то трубный глас Иного. Только обнаруживая в сердцевине своего бытия суть, она жила по-настоящему. И музыка её жизни была созвучна полноценному, и давала ей искреннее ощущение полноправно пребывать в Сущем, невзирая на непонимание окружающих её людей. И какие бы внешние события не окружали её высокой стеной и не давили дикой толпой, она чувствовала истинность своего предназначения.
Пожалуй, она и сама до конца не понимала: в чём оно выражается? И всё же чудесным образом она находилась на острие сути – единственно верном для неё пути пребывания в мире. Поэтому она не искала смысл своей жизни, она просто старалась быть радаром, настроенным на Высший Непостижимый, но Абсолютный Смысл. Который существует в обязательном порядке – в этом она была абсолютно уверена, априори, как музыкант, имеющий абсолютный слух, точно слышит малейшую фальшь и впадает в экстаз от гармонии.
Она была одиночкой, но не была одна, потому что мир, живой и трепетный, искренний и сущностный, она находила буквально везде и во всём, чутко вбирая его в саму себя. И он, как любое существенное образование, постоянно преобразовывался, развиваясь, дополняясь, расширяясь, как древнегреческий микрокосм. Именно потому, что внутри у неё был такой мир, мировое пространство снаружи было довольно ограничено, в том числе и какими-то значимыми внешними событиями и проявлениями. Так уж устроено мироздание: каждый встречает и получает именно то, в чём он больше всего нуждается и что вскрывает его суть изначальную, как штопор откупоривает бутылку. Сакральные и сокровенные вопросы человека к себе и мира к нему и есть этим открывателем. И если личность сама себя постоянно вопрошает, не давая спуску и отдыха, то мир, как разумный учитель, спрашивает с него в пределах разумного, сосредотачивая свои проверки и экзекуции на нерадивых и ленивых учениках.
Он
Он всегда стремился к необычному. Потому что с самого детства чувствовал в себе эту необычность, хотя, конечно, не осознавал этого поначалу. Вопросы, которые он задавал взрослым, обескураживали, умения, например, чтение с пяти лет и овладение игрой в шахматы в семь, поражали. Будучи подростком, он с лёгкостью разделывался со школьной программой и, как орешки, щёлкал дополнительные факультативы, заодно играя на гитаре и занимаясь восточными единоборствами.
Юношей, уже поступив в вуз на престижный факультет международных отношений, и, не удовлетворяясь границами дозволенных знаний, выискивал и раскапывал в недрах чужих библиотек раритеты и странные книги по философии, теологии, эзотерике и всяком запретном и необычном. В институтских кругах его называли Гуру, и он снисходительно принимал это прозвище.
Свою, к тому времени уже осознанную необычность, он именовал «седьмым чувством интуиции и восьмым измерением разума». Отправляясь на покорение тех или иных высот внешнего мира или погружаясь в неопознанные глубины своей или чужой души, он всегда руководствовался внутренним голосом. Которому доверял, через который проверял и которому поверял всё тайное и сокровенное. И в течение всей своей дальнейшей жизни он каждый раз только находил подтверждение: его внутренний компас никогда не врёт и не подводит.
Только однажды случился конфуз, стоивший ему семейного несчастья. Впрочем, впоследствии в этом он винил не своего помощника, а собственный самообман. Будучи перспективным дипломатом, он встретил на одном закрытом мероприятии очень красивую барышню, к тому же благородных кровей, и убедил себя, что влюблён. И для карьеры правильный момент, и она отвечает всем параметрам. Словом, женился.
Между тем, перед самым бракосочетанием у него душа была не на месте, но он единственный раз проигнорировал сигналы изнутри и вляпался. Ну, что ж сам виноват, сам и расхлёбывал семейную жизнь с обычной женой парочку десятилетий.
Однако во всём остальном он продолжал реализовывать своё, зудящее как комар, стремление к необычности. И это ему вполне удавалось: в работе, в передвижениях по странам и континентам, общении с разными людьми и воплощении ярких идей в реальные проекты. Только дома он с тоской ощущал себя не в своей тарелке, потому что «Ева оказалась совсем не из моего ребра» - так он подшучивал в кругу друзей, и думал, что, пожалуй, ему бы подошла Лилит. И периодически находил барышень томного образа и явно проявленной неопределённости, которые однако через некоторое время превращались из царевны-мечты в лягушку, которая квакает исключительно о бабках, шмотках, бутиках и брюликах. И решив в очередной раз, что менять шило на мыло нецелесообразно, он возвращался в родные пенаты, к жене и её тем же интересам и жизненным реалиям.
Когда же тянуть лямку стало абсолютно неинтересно и нецелесообразно, он подал на развод. Вот так к своим благородным пятидесяти у него в анамнезе был обычный брак, а теперь необычайно свободная, интересная и полноценная жизнь, перемены в которой он сам себе организовывал на свой вкус и по своему усмотрению.
Он был ортодоксом в принципиальных вопросах, и экстремалом во всём, что касалось обыденности, которую он органически не переносил, как факт существования. Потому его сущностное «я» постоянно куда-то рвалось, что-то изучало, исследовало, анализировало, синтезировало и выдавало на гора новыми проектами и прожектами. Что-то было полезно и перспективно, что-то сгорало на корню. Но вулкан внутренних потенций и преобразований всегда что-то генерировал изнутри вовне. Материализации чувственных идей было релевантным фоном для того, кто не мог сидеть на месте, даже сидя под деревом бодхи, семечко которого он привёз из очередной командировки в Индию и посадил в кадку. На вопросы друзей, он комментировал с загадочной улыбкой: «Что ж, буддой не стал, основания мироздания разрушил, сына не родил, зато прорасту в бодхиальную нирвану».
Они
Она была ярко выраженной инь, он соответствовал сущностному ян. Но они жили каждый своей жизнью. И пути их на пересеченной местности судеб и мира практически не имели шанса пересечься. Если бы не… Чудо… Ибо только оно снисходительно и нисходит в нужное время и в подходящем месте, чтобы счастливым случаем соединить несоединимое, объять необъятное, сотворить невозможное, явить миру и людям самоё себя.
Итак, была зима. Сегодня он шёл по парку, обогнав женщину, тоже шедшую не торопясь по дорожке. Двигаясь стремительным шагом по обычному маршруту, мужчина был погружён в себя и текущие мысли: о жизни, о любви, о прелестях секса. Этим шуточным выражением он обозначал все бытовые проблемы и вопросы, которые так либо иначе ему приходилось решать в своей ежедневной практике.
Время от времени, он выходил на скорую прогулку в парк рядом с домом, чтобы разнообразить свои обычные нагрузки в спортзале. В этот день по новой методике очередного коуча, он начал практиковать метод постоянства: взять за правило одно действие и продолжать его в течение месяца – неизменно и регулярно. Для мужчины это было сложнее всего, потому что жить по одной и той же заведённой привычке было для него противоестественно, душа требовала перемен – всегда и во всём. Иначе он не мог чувствовать себя собой, на своём месте и продуцировать изменённое сознание, единственно в котором, он находил себя полноценным и настоящим. Но сегодня он мысленно повязал фиолетовую нитку на запястье и пошёл в парк, не без удовлетворения решив, что регулярный моцион на свежем воздухе – чудесная привычка. И железобетонный аргумент в пользу данного регулярного акта, когда душа взбунтуется, то тело скажет: надо!
Итак, он шёл, не обращая внимание на прохожих, и та, которая осталась позади, тоже не особо привлекла внимание среди прочих. На следующий день он вышел в то же время и двинулся по тому же маршруту, обусловив себя этим новым для себя обязательством. Та же дорожка. Впереди маячит что-то знакомое. А, точно, вчера я видел этот силуэт: даже в зимнем бесформенном пальто женская фигура выделялась какой-то неуловимой плавностью и грациозностью. В уме вспыли пушкинские строки: а сама-то величава, выступает, будто пава… ну, а речь-то говорит, будто реченька журчит.
Сам с собой он продолжил диалог.
- Интересно, журчит или не журчит, и что, и как журчит её речь?
Как острослов-любитель, мужчина продолжил подначивать себя самоиронией:
- Ну, надо же, седина в бороду, а туда же - Гвидон сыскался. Уж скорее на Остапа Бендера предпенсионного возраста тянешь, а туда же, царевну лебедь углядел. Эллочка-Людоедка – вот кто это, ну или мадам Грицацуева в лучшем случае…
Потом он начал перебирать в голове самые разные женские образы, увлекся, отвлекся. И снова перешёл на женский вопрос в лице бывшей жены, требующей, несмотря на развод пятилетней давности, внимания и денег. И случайный образ выветрился из головы.
Но наступил третий день. И мужчина опять шёл по выбранному маршруту. Но что это? Он опять видит впереди и немного сбоку, приближаясь к парку, мадмуазель Инкогнито. Всё тот же медленный темп ходьбы, кажется наушники в ушах. И вдруг, словно гром среди ясного неба, в ушах раздался «Декабрь» из зимнего сезона Вивальди. В этот момент снаружи действительность организовала метель, словно в унисон с звучащей в его сознании музыкой, всё подчинив крутящемуся белоснежному действу. Он шёл следом за женщиной, и снова обогнал её, и он следовал за музыкой или она за ним, как вселенский концерт снежных хлопьев в исполнении скрипки с оркестром.
Привычка выходить в одно и то же время на прогулку стало для него какой-то непонятной внутренней необходимостью. Так прошла неделя, вторая. На третью случился форс-мажор на работе, и ему пришлось один день – нет не пропустить, но опоздать на прогулку. Её не было. Он не просто обошёл весь парк, но пробежал его вдоль и поперёк, надеясь встретить её. Но, увы, белая тишина была ему ответом. И всё же ему казалось, что он чувствует шлейф её недавнего присутствия, слышит шаги на снегу… И в этот момент неизменное седьмое чувство пробило в набат: прошёл почти месяц этих невстреч со странной незнакомкой, нужно что-то делать. Но что и зачем?
Сноб и скептик в нём убедительно цедили сквозь зубы:
- Ну, ты же понимаешь, что она не может быть мечтой, как никакая реальность не может воплощать идеал.
Однако романтик, который, как ему казалось давно погиб под обломками разрушенных действительностью замков, взял слово и веско произнёс:
- А паркуа бы и не па? Чудесная идея! Лови счастливый момент.
Идеалист, о котором он вообще редко думал в последние годы, вдруг уверенно добавил:
- Доколе, доколе ты будешь отворачиваться от мечты о прекрасном, веры и любви?
А реалист добавил:
- Что ты, собственно, теряешь, кроме своих цепей, приковавших тебя к батарее узкой картинки среднестатистического мирка?
И он решил действовать, что характеризует его в высшей степени, как мужчину, не потерявшего силу воли и умения воплощать в действия принятые решения.
- Сказку сделать былью! – вдохновенно резюмировал идеалист, и завтра было определено.
… Зима. Шла пятидесятая зима её равномерно проживаемой и внутри осознаваемой жизни. И она в унисон с зимой шла привычным маршрутом, погружённая в себя и в музыку, которая струилась в её уши и душу. Периферийным зрением сканируя мир вокруг, но не концентрируя своё внимание на происходящем, она двигалась по дорожке знакомого парка. Кто-то обогнал её. Мужская фигура. Он шёл быстрым шагом вперед, и, удаляясь, скоро исчез за поворотом. Она только обратила внимание, что походка была легка и упруга, и тут же забыла о прошедшем мимо, как забывала о многих, которые обгоняли её, каждый раз навсегда растворяясь в небытии, как несущественное событие.
Однако на следующий день ситуация повторилась: смутно знакомая лёгкость мужской походки почему-то зацепила её внимание. И на следующий день ей встретился тот же быстрый, словно выпущенная стрела, силуэт, каждый раз обгонявший её в пути. Так повторилось в течение недели. И каждый раз мужчина шёл на обгон, не оборачиваясь и не совершая никаких других действий, кроме стремительного движения вперед.
Вторая неделя поставила её в тупик: она осознала, что ждёт этого обгона, как важной части своего прогулочного ритуала. На третьей неделе, случилось то, что в обычное время прогулки она не встретила знакомую спину, в темпе престо удалявшуюся снова и снова. И тогда, вдруг, она почувствовала дискомфорт, как собака Павлова, которой не дали обещанную косточку. В этот момент она осознала, что уже месяц случаются эти странные, с какой стороны ни посмотри, встречи. И тогда она решила, что нужно поменять маршрут движения, чтобы увидеть этого знакомого незнакомца лицом к лицу. Она понимала, что существует только два варианта ответа: либо он существенно ничем не зацепит её внутри, и тогда всё вернётся на круги своя. Либо – о, ужас! – спина заговорит с ней на одном языке. О чём, зачем, как такое может быть и что будет потом – об этом женщина предпочитала не думать.
И вот придя в парк, она двинулась привычным маршрутом, однако вспять своему обычному направлению.
И он тоже выбрал иное направление движения.
Она впервые не надела наушники, а шла навстречу судьбоносному моменту, готовясь впервые взглянуть правде в глаза. И вдруг она скорее не услышала, а почувствовала шаги за спиной, и тот, которого она хотела именно сегодня, наконец-то увидеть не со спины, опять обогнал её. Она остановилась, как вкопанная, не в силах сдвинуться с места. Её усилия пропали даром. Она совершила ошибку. Ничего не изменится.
И тогда мужчина, пройдя своим обычным стремительным шагом несколько метров, внезапно затормозил, словно наткнулся на стену. А потом повернулся и пошёл обратно, прямо глядя в глаза стоящей на дорожке женщине.
Глаза их встретились… И грянула Тишина. Которая была насыщеннее и многословнее, сокровеннее и сакральнее, чем все слова, которые знает отдельный человек и всё вместе взятое человечество. Вот он уже стоит напротив неё, не отводя взгляда со смущённой улыбкой на устах. Не произнося ни слова. Она тоже молчит, словно заворожённая необычной ситуацией. Ни у него, ни у неё, не осталось внутри никаких мыслей, только какое-то странное состояние безвременья и со-бытия с чем-то органично гармоничным.
Постояв неподвижно и не мигая глядя друг на друга, они вдруг засмеялись, словно кто-то включил в них одновременно смех, как свет в комнате. И после высокой запредельной серьёзности, обоих охватило лёгкое и жизнерадостное облегчение. Слыша её нежный заразительный смех, он таял в этом колокольном звуке, а она, проникаясь его баритональными перекатами похохатывания, поднималась на пик веселости и предвкушения чего-то невообразимо чудесного.
Отсмеявшись, каждый представился, а потом он взял её за руку и предложил продолжить прогулку вместе. И она с благодарностью согласилась. И они пошли рядом, подстроив темп под другого: она, чуть убыстрив шаг, а он, чуть замедлив. Его седьмое чувство и восьмое измерение дуэтом пели Песнь Песней, заливая душу необычайной радостью, а её сверхчувствительный радар принимал сигнал из ноосферы запредельного, что любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь.
О чём они говорили, было несущественно, потому что каждый через слова выражал только одно, глубоко проникшее и преображающее обоих состояние: это просто чудо!
Чудесный эпилог
Где-то, как всегда высоко, и как обычно близко, два ангела-хранителя – её и его – ударили по рукам и вытерли светящийся пот с лиц, когда наконец-то Высший Замысел относительно этих двоих был реализован: их подопечные увидели знаки на пути, почувствовали счастье - быть вместе, совпали в едином порыве и зазвучали с чудом в унисон.
Счастливый конец или Happy End