Я в этой жизни видел всё от Иордана до Чукотки.
И в ледяных глубинах бездн я слышал ход подводной лодки,
Оберегающей предел, границ невидимых, Державы.
Могилы давних славных битв и Меч достопочтенной славы.
Я видел всё! Но знать не смел, что жизнью в мире правит чудо.
Художник юный и мольберт, вдруг появились ниоткуда.
Он не спешил. В глазах покой. Всё в аккурат вокруг расставил.
И безмятежною рукой берет приспущенный поправил.
Кругом всё тихо. Вдалеке деревья прудик окружали.
При свежем летнем ветерке по небу облака бежали.
В свет словно музыка вплелась и вдруг волшебный мир очнулся.
Всё заискрилось, завелось... Он кистью полотна коснулся.
Весь этот дивный мир ожил. Оркестром заиграли краски.
Они под звон небесных лир, на холст ложились без опаски.
А кисть... Она была легка. Над всем парила словно муза,
Вмиг оживляла облака, презрев предназначенья узы.
В потоках чувств и волшебства пестрила сказка у мольберта.
Палитра красок запасла подстать сюжетного момента.
По небу блики бирюзы, по водам кобальт лёг по праву.
У малахитовых дубрав, волконскоитом блещут травы.
И здесь, под небом голубым, ожил забытый старый прудик.
Припомнил кем он прежде был. И как вокруг толпились люди.
И как его водой сполна плескал весёлый летний дождик.
И был тот холст, и кисть была. А был ли рядом тот художник...
Я в этой жизни видел всё от Иордана до Чукотки.
И в ледяных глубинах бездн, я слышал ход подводной лодки.
Картины тех далёких лет в душе воскресли ниоткуда.
Я видел всё! Но знать не смел, что жизнью в мире правит чудо.