войдет, войдет тополь,
и долгие терзания обнаружатся в истоке.
истоке тьмы, истоке исчезновения.
что обозначивает хороводом свои жесты.
прейдет, прейдет длинная нить,
и скромные марева обозначат надвигающееся молчание.
свирели запоют в неоднозначности жеста,
спелые мысли зароятся в воспаленной полночи лета.
так стезя откроется в своих мыслях,
и легкий бриз прольет свое тепло в молчание рта.
рот - он близок к откровению,
к босым ногам близки губы,
ко ртам близки рты.
косы заплетаются и мнимо обходят свои истоки.
так мы растем, и исторгаем тьму из своих бедер,
рыхлая тьма заискивает пред нашим умалишением.
так связь времен обрывается,
обрывается радуга терзаний.
скромное ничто впихивает свое тело в проем,
и мы зачинаем свой миг, и
как бы прячась от зева будущего.
скромные минуты - они открывают свое тяготение,
и то, что исполнено - оно на конце дуги,
в окончании минувшего.
скромными лаптями грядет ничто,и оползень рыскает по долинам.
лишь черствая земля забывает, что мы у нее одни и что
время, которое собирает узлы в бумагу - время,
оно лепечет в нашем присутствии,
и только ветер, сиплый ветер гребет под себя,
собирает излишки,
поет своим семенем, своей радугой в когтях мнимого.
так мы войдем в сову, в радугу мы войдем своими
слепыми очами, и время преткновения - оно запомнится на челе,
слепое молчание откроет рот и будет говорить без умолку,
сладострастные конечности будут искать плоть на земле,
сладостные извилины будут метать гнев в очи.
только имя откроет свой рот - для молчания, для молчания.
зубы невольно взглянут, когти невольно умолкнут,
и долгий вечер будет терзать присутствие.
только и возглас в середине тления погибнет, как свеча в плену у ожидания.
только и вечер откроет свой погреб и полезет в колесо, как в погибель
рассудка на грани исчезновения.
так мнимый вечер станет костром - костром льда, закрытого для ума.
так спальня откроет свои двери,
двери откроет, откроет...
впереди - лестница, одни ступени идут к другиМ,
гости заждались,
они в предчувствии сюрприза.
гости ждут погост.
гости в радуге, как в своем теле,
гости в сказке, как в тополе на ветру.
так и время содержит в себе все,
так и имя - лишь на дне моря немолчный клад.
золото льется, как стекло,
как мысль течет душа.
и лишь в мгновении - слепая ладонь,
протянутая для чревовещания.
спелая тьма - она, как тополь, на высоте своего делания.
спелая жизнь - она в воротнике,
и гроб неба лепечет в тиши с самим собой,
и блаженство снега забирается в утробу,
чтобы там жить и проклинать целомудрие экстаза.
воротник уже в плену у седины,
воротник поет - слепыми очами в безветренном мире.