Три кошки, что сидели на трубе,
с утра беззвучно упорхнули выше.
Мой пульс стучит, как птенчик в скорлупе,
тире и точку слух кошачий слышит,
готовясь коготками обнажить
то птичье, что роднит нас между делом.
Но я уже приучена кормить
сметаной, молоком, строкою, телом,
и всем, что человеческим теплом
согреть способно брошенную кошку.
Пускай она шершавым языком
оставит в сердце талую дорожку,
чтобы по ней мог Ангел снизойти
на землю, очищая мир от скверны.
И если можно что-то здесь спасти,
то лучше кошек и собак, наверно.