А поздней осенью как сумрак безупречен!
В нем странствуешь, доверившись мечте,
И ждешь, что будет роковая встреча
С красавицей Наиной в темноте.
Пусть только тьма меня целует в губы
И, взяв за руку, вводит в тайный зал,
Где разорвут мне сердце и рассудок
Красавицы медовые глаза.
Ночь драгоценные свои разлила вина,
Мерцает в небе тихий звездный храм
И я скажу: Люблю тебя, Наина!
И брошу всё, что есть к твоим ногам!
Что все земные лалы и алмазы?
Из облаков я выдерну перо,
И этот месяц из арабских сказок
Я для тебя расплавлю в серебро.
Но пожелай – достигну Исфагана,
Хоть на осле, хоть в кузове арбы,
Чтобы добыть сокровища Сезама
В пещере, что лежат Али Бабы.
- Давай-ка, эту тему мы закроем, -
Наина молвила, - ведь трудно будет нам
Сегодня отнести тебя к героям
Или к финно-угорским колдунам.
Не молод ты, твои не блещут очи,
Костяк твой спондилёзен и не прям,
Ты не достоин ласки девы ночи!
И вот, отвергнутый, побрёл я к фонарям.
Сырые ветки харалужной сталью
Безмолвно выступали из теней,
Серебряной насечкою блистая
Под светом близоруких фонарей.
Утешь меня, искусственное солнце!
И тут куст спаржи, что под фонарём,
Предстал мне головой Виллима Монса,
Немножко припорошенной снежком.
Оставил Виллим голову, бедняга,
На эшафоте, вздетой на кольё,
За то, что посчитал себе во благо
Однажды посягнуть не на своё.
Какой пример являло провиденье
Виденьем в электрических лучах? –
Беги, беги полуночных видений,
Чтоб голова осталась на плечах!
Что мне она, капризная Наина,
Со всей красой знобящею своей?
Горит над мной фонарь неугасимый
И тихий свет от звёздных кораблей.
Как небо ясно, как оно глубоко!
И воздух не рябит от «белых мух»,
Как будто я на сказочном Востоке,
Где пение цикад ласкает слух.
И вдруг, уже не сердце моё в клочья,
А разлетелось, волею судьбы,
Молчание торжественное ночи
От резких звуков «северной ходьбы».
И звёздный свет, как чистота весталок,
Вдруг помутнел, отпрянул вдруг назад,
Ведь наглый треск от скандинавских палок
Был не похож на пение цикад.