Меня влекло виденье славы.
Я беден был. Я был богат.
Беспечной юности забавы.
И я, презрев огонь лампад,
Отринул все желанья неги.
Воспринял буйные набеги,
И с пыльной поступью дружин
В багряном зареве руин.
Судил и миловал порою,
И в сердце вечное губя,
Я в первый раз забыл Тебя.
Во зле запущенной душою.
Я – часть разбойничьего племя.
И я забыл другое время.
Я стал избранником порока.
Невольник прихотей войны,
Я жил впотьмах и жаждал срока,
Рос тяжкий груз моей вины.
Под жалким призраком успад,
И долг мой множился в сто крат.
Прервав кровавые походы,
Прошли незримые года.
Добычей ратного труда
Наполнил я родные своды.
Что наша жизнь? Не ерунда.
Необъяснимая беда.
Среди завистников клевретов*,
И в шумной роскоши пиров,
Во лжи угодливых поэтов,
В учтивом шёпоте льстецов,
В грехах пресыщенной душою
Себя возвысил над толпою,
Мирское всуе возлюбя.
Вторично я забыл Тебя.
Я жил, не веруя в спасенье,
В мерцанье дней, в сиянье грёз
И долг мой жил, и долг мой рос,
И долг мой требовал отмщенья.
Но был ли здесь я сам собой?
Мой Ангел, верил ты в покой?
Из страшных снов, из дней забытых,
И вот в беззвучной тишине,
Слепые призраки убитых,
Сквозь мрак, являться стали мне.
Тянулись хладными перстами,
Хрипя безгубыми устами.
И в жаркой пляске гробовой,
Сквозь полночь, жадные за мной.
Лежал в поту нагой и хилый…
И я в бессмысленной борьбе,
В тот час я сам пришёл к Тебе,
За стены келии унылой.
Я знаю, что такое страх.
О том ли я мечтал в Мирах?
Как я забыл азарт ловитвы*,
И вот тому семнадцать лет,
Приняв неспешные молитвы
Забыл любви страсть, шум побед.
Молю прощенья терпеливо.
И это тоже справедливо.
Поклоны бью на склоне дня.
Но ты, Господь, забыл меня.
Мне видятся ворота Рая.
Душа страдает здесь со мной.
Мой жребий, может, был иной.
Врата закрылись. Вину знаю.
И горблюсь, в горле сжат мой крик.
Мой Бог. Икона. Ясен Лик.