Двадцатый век

Алекс Грибков
Пропитан кровью век двадцатый.
Мукден, Цусима, Порт-Артур.
Империя скользит к закату
Под танцы, смех и хруст купюр.

Гнойник истории наядрен.      
К тебе взываем, Государь!
Но кровью снег в ответ изъязвлен.
Девятое, мороз, январь.

Потом Сараево и выстрел.
Верден, Германия и Брест.
Февраль вмиг ставки все повысил,
Октябрь сломал над Русью крест.
 
Так, в одночасье, растоптали
Былой уклад, единый дом.
И в вихре схваток потеряли
Порядок, Веру и Закон.

Рубили, резали, стреляли.
Сосед - соседа, сын – отца.
Свое Отечество терзали         
С тупым усердием глупца.   

И надо бы остановиться.
Людей уставших пожалеть.
Но вновь в Европе кровь сочится.   
Опять меняют жизнь на смерть.

Нацизм, Испания и Польша –
Преддверие большой войны.
Зло множится и жертв все больше.
Шесть долгих лет без тишины.

Устали вздрагивать и биться. 
Под вой сирены засыпать.
Так хорошо в застой скатиться,
Миролюбиво загнивать.

Но Смерть, несносная старуха,
Вновь назначает рандеву.
Афганистан, Чечня, разруха.
И в головах, и наяву.

Величие и агрессивность!
Как ты жесток, двадцатый век!
И там, где в почести пассивность,               
Всегда страдает человек.