Все звали ее Немой Нюркой,
Хотя голос у нее был всегда.
Руки – кости сухие, покрытые шкуркой,
Лицо закрывали устало, касаясь его едва.
Голос Нюркин был тихий, робкий,
Как шелест травы на слабом ветру.
Смотрела старушка глазами опасливо кротко,
Скрывая боль, печаль, тоску и беду.
В деревне давно уж жила Немая.
После войны здесь был крупный колхоз.
Когда отец умер, Нюрка стала совсем другая,
Не видела всех, одиноко брела на погост.
Пыталась мать Нюрку обнять, успокоить,
Но только напрасны те были труды.
И чтоб семье выжить, детишек поднять и пристроить,
Мать дочку отправила быстро на поиск еды.
Один за другим умирали братишки,
Потом вслед за ними ушла и мать.
Брат в город собрался, а Нюрку, как мышку,
К родным попытался устроить, отдать.
Немая сама подалась к людям в няньки,
Но только ее не щадили порой.
На теле малышки, как грибы, росли ранки,
Тогда – то и стала наша Нюрка НЕМОЙ.
Безмолвно терпела обиды и плакала тихо.
Молчала, когда жизнь была так горька.
Работала много, смиренно, безропотно, лихо...
Потом уж сынка родила – Василька.
Однажды кричала она во весь голос,
Когда забирали сынишку из рук у нее.
Назвали «врагом» за колхозный украденный колос,
О котором людское донесло воронье.
Как Нюрка рыдала! Ползла на коленях…
А люди стыдливо отводили глаза.
Десять лет! Это страшное Нюркино время
Ударило молнией в сердце, словно гроза.
Она замолчала, совсем замолчала.
Нет голоса больше и слез больше нет.
Боль душу и сердце навечно сковала,
Не мил стал для Нюрки теперь белый свет.
Ее отпустили, когда умер Сталин.
Вернулась в родную деревню домой.
Искала куда же сыночка забрали…
Напрасно. Не возвратились к ней мир и покой.
Шли годы. Немая свой век доживала.
Одна молчаливо копалась в саду.
С людьми не водилась, лишь только страдала,
Скрывая от глаз чужих боль и нужду.
Однажды подьехала к дому машина.
К Немой подошел пожилой человек.
Так долго обьяснял что – то тихо мужчина,
Бумагу совал ей, а, может быть, чек.
Немая молчала, смотрела глазами
Слепыми от боли, от слез, от беды.
И тут вдруг упала, залившись слезами,
Мелькали пред ней ее жизни следы.
Нюрку поднял на руки седой незнакомец,
Повел по тропинке к хате родной.
Немая смотрела слепыми глазами,
Шептала «Сыночек, Вася, Васенька мой!»
Василия взяли из детского дома.
Он жил в хорошей, добротной семье.
И мама родная ему была незнакома,
Хотя он искал ее долго везде.
Сказали о ней ему те, кто взрастили.
Когда уходили в далекую вечную даль.
Секрет перед смертью ему лишь открыли.
Быть может, им стало родную мать жаль.
Немую селом провожали. Плакали громко
О Нюркином счастье у последней черты.
Улыбку дарила Немая им только
Глазами, лишенными былой пустоты.
А сын ей шептал «Мама, мама, не бойтесь!
Вас ждет очень сильно вся наша семья!
Все будет в порядке теперь, успокойтесь!»
И слезы от счастья лились в три ручья.