Самая нежная строка всегда рождается в буре,
В тех, кто познал себя хрупкими в пыли прощаний,
В тех, что знают вес жизни - пустыня и шафран,
Дерево и топор, шторм и маяк, избыток и нищета,
Пустые чаши и живая вода...
В коже, что помнит о Доме,
Помнит, что радость и плачь метафор –
Глубочайшая молитва поэзии.
Эти стихи ручные...
Я вырос чистой необходимостью на ветви Большого Дерева
И упал, как плод, сюда.
Поэзия моя, когда твоим деревьям не хватает воздуха,
Когда бессимптомные тени окружают нас страхом...
Жидкие буквы испить из разлившихся рек,
Твердостью строк оставляя их листу...
Под ударами пустого пространства,
Что является именами земных тел.
Истина, к которой ни у кого нет ключа.
Истина, ты нравилась многим богам.
Истина, от которой вздрагивают,
Словно сумасшедшее сердце перед первым поцелуем.
Ты это знаешь, возвышенный зверь!
Дрожь женщины в унисон с ночью...
Твой ритм, что скручивается в тугой канат дыхания,
В этой тонкой телесности прикосновений,
В этом месте, что было свидетелем момента совершенства.
Где она танцует перед разлитой чернильницей,
В комнате, где вместо крыши звезды,
Где губы окрашивает только настоящее Вино...
Где всё обретает форму,
Где твоя опаленная гортань
Постигает первое имя огня.
Соучастница стрелы моего слова...
Бархатное содрогание,
Я - ровня твоей жажде.
Лаская твой воздух,
Я замираю над твоими следами,
Что прикосновениями горят в памяти моей плоти...
Твои глаза - порт, где однажды причалила моя мечта.
То время, когда любящее было свободно.
Игра в глаза.
В сухожилиях времени все возникает твоими глазами!
Необходимая слеза, чтобы глаза снова стали видеть...
В голоде на земле змей,
Короли свинца помнят, что первая война была на небе.
Поэзия воскрешает,
Проза должна была нас убить...
Проза, каждый удар боли обнимал нас
И насыщал нас кислородом.
Там, где наши глаза превращались в камни,
Мы наклонялись к храмам,
Чтобы подобрать истинные молитвы...
Для нас, купаемых в холодном и горячем поту,
Молящихся за нити возвещенных на выселение.
Это похоже на дело богов,
Но мы не были богами.
И мы видели, как оживали Стихи...
И мы видели, как проходили Стихи,
Такие красивые, такие высокие, как реквием по мечте...
О, как больно писать и спрашивать себя -
Какая часть человека - твой зверь,
И какая часть твоего зверя все еще человек,
Там, где ты познал второе из имен огня.
Дрожь - это восклицание!
Быть - первородный грех...
Какая тишина пожирала наши губы
И требовала быть сильными без звука?!
Там, где беспокойно спят плечи воинов,
Беспокойные угли их крови,
Которые невозможно исправить или переписать,
Есть тени, имен, которых никто не знает,
Они останавливаются и смотрят в глаза,
Когда на улице никого нет.
Повторившиеся в своей вечности листья Большого Древа,
На гибкой сцене бытия, где была тишина...
Тишина - это способ успокоить смерть,
Все её знаки восклицания.
В конце слов,
В цветке влажного эроса,
В качающихся ночах одиночества, морщин и зеркал
Тают сны...
Любовь - это Древний Бог,
Менестрель, исчерченный шрамами, измученный ранами,
Он говорит с пресытившимися детьми.
Он живет достаточно долго,
Чтобы перестать называть себя войной,
Он успел стать Любовью.
Третьим именем огня...
Он сказал мне, что поэзия не умирает никогда,
Что поэты бессмертны,
Что в мягкие полдни октября, их губы шепчут:
- моя рубашка из травы,
Моё сердце - последнее имя огня.