Застыв, будто чертов студень,
в души рекурсиях
отмечал:
Что все те люди —
Гордиев узел.
А у меня нет меча.
Каждая story —
«зашквар», mi scusi, —
попал на шоу Ильича.
Да, я доел все свои внутренности,
давайте теперь
пить чай.
И я закинул печать
на этот сгинувший, тщательно
сдвинувшийся
печалью,
прогиб зрителя. Чалео
мне завещал ящик энергии,
и я просрал всё отчаянно,
впав лихо в спячку инертности.
Умершие псы прежде кричали тут.
Я расчищал
вход перед штольней,
но раз за разом —
обвал.
Я плевал
в лицо «сегодня»
за то
плохое
«вчера».
Каждое «завтра» игнорил.
Так застряв
с головой
в «тогда».
Пытаясь согреть кого-то,
сам —
постоянно сгорал.
Я раздавал
радость и счастье,
как контрабанду,
на ярмарке
за бесплатно,
как трубадур-горлопан.
Вот,
давай номер свой карты
души,
я щедр на подарки,
пишу на транспаранте:
тащи проблем караван!
Я, тебя выслушав,
слёзы твои высушив,
высажу
тебе спокойствия в душу десант,
давай, выскажись, а?
Я это искренне,
без выгоды, вычетов,
коней троянских вычурных,
хвостов бычьих
с салом из тростника.
Но вот разбивается вазочка.
А помыслы — впишут галочку…
Помню те псевдо-салочки,
где не догнал их привязанность.
Стал наравне с палочником —
призраком,
как по калечке.
Скитался, считал шаги —
вот такая скиталочка.
Но сколько б ноги не летали бы...
финал обрисует
шутер.
Ведь «чёрный лебедь» Нассима Талеба
сменится
«белым» Шутова.
Это письмо в никуда...
И я чувствуюсь Ванькой Жуковым.
Жизнь «приколола» намертво,
но так и не понял
шутку.
Но, честно, всё же забавно,
хоть знаю, что сдохну пьяным
где-то на трассе, втаранив,
чей-то Nissan или Audi,
дойдя до точки невозврата
закинув ножки на память —
её фото на лобовом
и с этим привкусом «хватит».
И с этим привкусом «ладно»,
где вкус фрустрации в яме,
ведь то, что я здесь ищу,
мне не продаст даже дьявол.
Мне то не даст здесь ни Бог,
и ни
инопланетяне.
Я мотыльком б летел на свет, но меня
и к лампам не тянет.
Ни вся Вселенная скопом,
ни скомканная плеяда
собственных мыслей, надежд —
мне ничего не подарит.
подкинь холопам
в мещанстве
«пищу» для размышлений,
«гордость, предубеждение» —
они же не «переварят».
А я хотел попрощаться,
ведь скованность, отвращение
царапал на стенках души
ночью
своими ногтями.
Судьба не знает о тонкостях —
ведь меня режет кусками.
Я слушал песни горехвостки,
через скрежет кунсткамеры.
Я не включал ДайтеТанк,
но в голове звучит Паника!
Всё также плавится калика
на камешках
баррикад,
кладезь из пыли стареньких,
вышарканных за века
в моих глазах тех хрусталиков,
что стали как
рафинад.
Весь взор закрасился валиком
из маленьких
«невпопад».