В утробе мира ночь.
И спит в моей крови и лев и лань,
И лица в зеркалах, что были ими...
Где щит так никто и не дал,
А меч всегда на последней странице.
Эпиграф перемещенных -
А нам всего - то отпущено букв...
Наследуют ли глаза старую боль времени?
Умножит ли время их забвение?
И когда выпадет им жить на другом языке,
Став словами другого алфавита,
Смогут ли они создать чистый язык?
Будут ли они искать то,
Чем придется заполнить новую радость времени и его пустоту?
Положи свой акафист на лист, Он прочтет его в крещенские морозы.
Темное против яркого,
Шелк против грубого -
История милосердия.
Дай им свой свет, и они будут светом,
Дай им свою тьму, и они будут тьмой.
Дай им смелость,
Дай им смелости - служить Любви, а не смерти.
Мед головокружения, искавший Поэзию,
Как много опасностей снится тебе,
И холод уже не жалеет жажду цветов.
Жажда тишины в гортани, испытай и её!
У искавших поэзии более тонкая кожа,
Кожа сирот вечности...
Поэзия, ты - ни что иное, как начало молчания.
Тот, кто дал тебе «вчера» уходит на рассвете.
И вы меняете шрифт...
Вы увеличиваете громкость слов,
Которые никогда не произносились.
Сегодня моя кровь слилась с кровью осени,
Вобрав в себя весь ее обычай перерождения,
Став местом для невозможных встреч,
Единственным оставшимся местом,
Где красота встречи и связанная с ней боль красоты
Возвысило отсутствие до точки встречи.
Остается всегда то, с чего вы начинаете...
И спит в твоей крови и лев и лань...
Поговори с ними,
Поговори о том,
Что розе, поставленной в вазу,
Перерезали горло.
Ты поможешь ей нести камень,
Камень лепестков затвердевшего цветения?
Целовать разоренную красоту...
В этом другом «Я», которое встает с постели умирающих
И видит плачущих живых...
«Я», звучащее в ином перерождении,
Где меча, которого так искала твоя ладонь,
Никогда не существовало,
Где щит всегда на последней странице.