У одра

Перстнева Наталья
Поминки

Я умру, душа-отказница
На поминки не придет.
Или не заметит разницы,
Или нужным не найдет.

Да и мне никак не вспомнятся
Ни восторги, ни нытье.
Это ж даже не любовница,
Чтобы выпить за нее.

Пожелай ей долю лучшую,
Что не жалко пожелай
И беспутную, заблудшую
Надо мной не вспоминай.


Неопределенность
                Н. Б.

Были звезды, или розы,
Или оспины небес…
Не оставив и занозы,
На весь мир туман налез.

Ну и что прикажешь делать
В этом птичьем молоке?
Я тебя узнаю в целом
По протянутой руке.

Ты помашешь ниоткуда
И сольешься с молоком.
Это чудо? Это чудо.
…А хотелось бы – крылом.

Вот оно уже сгущенка.
Вот оно уже смола.
…Захотелось, чтоб солонка
Под крылом его была.


Голые склоны, пустая дорога
                С. П.

Голые склоны, пустая дорога.
Долго идти ли до Господа Бога?

Красная в небе сияла звезда,
Где она? Эх, господа.

Есть ананасы, а рябчиков нет.
Съели товарищи всех на обед.

И не застряла же в горле звезда,
Красная. Эх, господа.

Здесь Он прошел, Он опять впереди.
Он-то спасет, но Его не спасти,

Если отдали Его города,
Если проели Его господа.


Дружба народов

покажешь американский доллар
официант сразу русский язык вспомнит


Дарвинизм на вешалке

этот лучший из миров
переживший динозавров и революцию
наконец-то слетает со всех катушек
прямо на глазах
как сказал бы Станиславский верю
впечатлительный человек
знал откуда театр начинается


У одра

Да, этот треск! Ползет по швам
Мундир раздувшегося мира –
В нем мертвый разродится сам.
Еще неслышно и незримо,
Но то, названья нет чему,
Из разложения и смрада
Выходит, вспарывая тьму,
Плюясь протуберанцем ада,
Ярясь ли новым Михаилом…
И выбора у мертвых нет.
Кинь розу на его могилу,
Рожденный мир на красный свет.


Тьма

Ветка клюкой
В окна стучит.
Ночью глухой
Потеряла ключи

От закрытых дверей,
Рождественских дней…
Эй, Вальсингам!
Пой веселей!

Гимны чумы,
Завтрашней тьмы –
Кто, как не мы,
Вспомнит о ней!

Вон у окна.
Между гостей.
Всюду она.

Эй, Вальсингам!
Прежде до дна
Пили мы с ней.

Или страшна
Мрака княжна?
Эй, Вальсингам,
Доверху лей!

Больше вина!
Не пронесет? –
Трезвых она
Тут не найдет.

Если двоих
Ей не поднять,
Станешь за них
Сам допивать.

Если там смерть
С плачем по нам –
Вместе гореть
С ней, Вальсингам!


Иссечение
                Т. А.

В свет серебряный, в след неживой
Обмакнули вишневые кисти…
Вот и вишня под бледной луной,
Все звенит иссечением жизни.

Извлеченьем из снега на свет,
Удаленьем от мира и света…
Отчего-то согласия нет
Даже в слове мерцающем этом.

Только снег примиряет луну,
Обреченность, и зыбкость, и краткость.
Я тогда безнадежно тону,
И живу, и люблю без остатка.

Фрэзи Грант задержала побег –
И снежинка накрыла ресницы.
Долго падает, падает снег.
Иссекается белая птица.


А осень, что ж…

………
А осень, что ж, взахлеб красива,
И месяц ясен и раскос.
И жизнь себя проносит мимо
С пустыми ведрами для слез.

Ну, может быть, для роз и прочих
Воздушных, нежных, неземных,
Не обронивших лепесточек,
Но плакать хочется о них.

О той звезде, что не ответит,
О розе, что не обожжет,
Да, в общем, обо всем на свете,
Пока за край не перельет.

………
От листьев болят глаза.
Идешь слепой и немой.
Все, что хотел сказать,
Сказано тишиной.

Твердый горит металл,
Золото или медь.
Что бы ни потерял,
Большего не суметь.

Падает в руки дождь,
Медленный и сухой.
Господи, не итожь
Меня на земле другой.