Как величав и разителен,
Низкого солнца аллюр.
В резвом разбеге стремителен,
С Дюрера, будто гравюр.
Рысью - по сизому облаку,
К пропасти горной - в галоп.
Вихрем по зарева пологу,
Всполохи мнут мглу чащоб.
Голик хвоста развеваемый,
Тонких шёлков паутин,
С сучьев барьеров срываемый
Лавров дубовых седин.
Лоск белоснежным сиянием,
Пламенной гривы лучей,
Льётся над бездны зиянием,
С лаской прохладных ключей.
Фр-р-р, мускулистой громадиной,
Взвился огнём на дыбы,
С ржанием диким и платиной,
Слился с расплавом судьбы.
В большинстве монастырских библиотек хранились и переписывались сочинения ПсевдоДионисия Ареопагита. Не одну мистическинастроенную голову вскружил этот неизвестный виртуоз богословской мысли. Вот пример из одного поэтическивзолнованного гимна богу: "О, преосуществленная, пребожественная Троица, христианского богомудрия наставница! Вознеси нас на неведомую, пресветлую и высочайшую вершину познания Священнотайного Писания, где совершенные, неизменные и подлинные таинства Богословия открываются в пресветлом Мраке тайноводственного безмолвия, в котором при полнейшем отсутствии света, при совершенном отсутствии ощущений и видимости наш невосприимчивый к духовному просвещению разум озаряется ярчайшим светом, исполняясь пречистым сиянием".
Дионисий переосмысливает неоплатонизм в христианских терминах, часто в формулировках Прокла. Однако, что волнующим образом отличает этот Корпус сочинений, это формулировка "апофатической" теологии (букв. негативной). Бога можно означить многими именами, выведенными из чувственных вещей и затем понятыми иносказательным образом, в переносном смысле, поскольку Он — причина всего. С меньшей неадекватностью можно выразить Бога с помощью имен, полученных из сферы умопостигаемой реальности, как, например, "красивое" и "красота", "любовь" и "возлюбленное", "благо" и "доброта" и т.п. Однако лучше всего обозначить Бога, отрицая, отделяя от Него любые атрибуты, поскольку Он превосходит все и вся. Он "сверхсущий", а, значит, именно молчание и таинственный мрак лучше выражают эту сверхсущую реальность, чем слово и свет разума. В "Мистической теологии" мы читаем: "Благую Причину всего можно выразить словами многими и немногими, но также и полным и абсолютным отсутствием слов. В самом деле, чтобы ее выразить, нет ни слов, ни понимания, ибо она свыше положена над всеми, а если и является, то тем, кто превозмог все нечистое и чистое, превзойдя в подъеме и сакральные вершины, оставя позади все божественные светила и звуки призывные, все словеса и рассуждения, проникнув через все туманные завесы туда, где, как гласит Писание, царствует Тот, кто выше всего";
Он неосязаем и невидим. Познать Его, значит, познать то, что выше понимания, что вне всякой актвивности познания, т.е. буквально не познавая ничего. Тогда мысль становится все более немногословной, "дабы по достижении конца пути обрести полнейшую бессловесность. " Все сущее, по Дионисию, открывается в мировом ладе и строе, слагаясь в гармонию, которая раскрывается в самой иерархичности мира. Все устроено по божественному уставу. Существование каждой вещи определяется ее чином так, что низшие чины черпают у высших силы для восхождения от дольнего к горнему, старшие помышляют о младших в устремлении к своему пределу, к ничто. Ничто Ареопагита не бессодержательно, а максимально наполнено божественными смыслами, где невозможно уже никакое положительное суждение.