О Крыме и Риме. Отрывок из Швейцара

Геннадий Руднев
...За спиной у Павла послышалось шевеление. Оглянувшись, он заметил сначала худого человека в плавках, стоявшего на одной ноге на циновке, со сплетенными за спиной руками и повернувшего лицо с закрытыми глазами к восходящему солнцу. В ногах, у камня, бродячий кот аккуратно пошевеливал пакет с креветками. Стараясь не потревожить йога, Павел аккуратно отодвинул кота в сторону и прикрыл бейсболкой свою сумку с наживкой.

Край оранжевого светила оторвался от поверхности воды и блеснул утренним огнём. Поплавок погрузился. Сделав широкую подсечку, Павел ощутил энергичное трепетание рыбы на крючке и, приподняв конец удилища, стал вываживать первого ласкиря. Пока спали рыбаки-конкуренты, ему нужно было поймать на завтрак свежую рыбу. Хотя бы штучки четыре, на сковородку.


«Сколько же мы вчера выпили? – вспоминал он вечер перед семинаром с волнами. – Женщины пили шампанское, розовое, брют, «Балаклаву» и «Золотую Балку». Я в магазин два раза бегал. Себе брал «ESSE», красное, и инкермановское бастардо. По паре штук. Их – трое, Алёна, Оля, Ира, я – один. А ели?.. Борщ с черными гренками и со смальцем, салаты овощные, камбалу, калкана, по хорошему куску, и зачем-то ещё каре ягнёнка… Еду подали на огромных тарелках с инжиром и сладким ялтинским луком. А перед этим барабулькой ещё побаловались, свеженькой, поджаристой, она как семечки идёт, проваливается, и не замечаешь, что съел… А до этого?.. На катамаране часа три гребли, со снастями, со ставками, ставридку добыть хотели. Но не далась рыбка. Вода тёплая, ушла куда-то ставридка… Зато накрутили по волнам педали, ноги побаливают с непривычки… А перед катамараном что делали?.. Шляпы покупали. Чтобы не обгореть. Две больших, с широкими полями, розовую и белую. И поменьше, жёлтую, чтобы ветром не сдуло. И пива выпили по дороге. По большому бокалу, ледяного… В магазин заходили. Опять рыбы купили, сушёной, речной какой-то. И сыру… Рыба под пиво не пошла. А сыр пошёл, свежий, духовитый такой, козий, наверное… Всю набережную прошли. Посмотрели на людей, что люди курортные едят и чем заняты… Ничего не делают, даже книг на пляже не читают. Пьют, жрут, окунаются в море, плещутся, вылезают, трясут головой и – на лежак, то ли спать, то ли на море глядеть заползают и раскидываются. Ноги – налево, руки – направо, или – наоборот. Детей немного, или их не видно совсем, так, головы мокрые кое-где из воды торчат…

И пахнет вокруг, будто посреди большого корабля прохаживаешься. Море кругом, он себе покачивается, кубриком пахнет и чуть-чуть гальюном, но не сильно, а как положено… Цветы диковинные из клумб торчат, деревья длиннолапые тоже в цветах, некоторые на стены заползают очень высоко, до самых кондиционеров. Под таким проходишь – кап тебе на макушку, не страшно, как прохладный поцелуй. И, конечно, небо! Мягкое, как голубое одеяло, из-под которого вылезать не хочется. И никто на тебя не смотрит, все собой заняты. Отращивают аппетит, следят за цветом кожных покровов, поправляют бретельки, чтобы солнцу больше досталось. Вокруг – ноги, ноги, голые ноги, которые забыли о туфлях и ботинках. И хочется ещё холодного пива, которое лить уже некуда. А в номер идти не хочется. Тогда – в море, оно тоже солёное, чистое и тёплое, с ненавязчивой пеной и добрыми и бесстыдными намерениями.


Откуда у людей столько денег? И им не жалко на себя столько тратить? Год, а то и два наскребают по копейке, чтобы спустить всё за две недели. Разве оно того стоит? Ведь все же умрут! И эти, красивые, и те, что не очень. Болезни придут, старость, пенсия – на таблетки спущенная. За две недели на год здоровьем не запасёшься. И все хотят тут жить. Никому не надоедает. Но, чтобы тут жить, надо где-то заработать денег. Тут их только спустить можно. Хоть в море. Хоть в гальюн.


О чём думают эти курортники? О чём угодно, только не о грехах и праведной жизни. По большому счёту – только о насыщении.


О Рим! Ты здесь во всём!


Крым так далёк от христианства, особенно летом, будто вера и заповеди его так и не коснулись, а смертные грехи всплыли на поверхность аки медузы. Гордыня и зависть – в одеяниях и поведении любого с кошельком и в купальнике. Чревоугодие и блуд – вожделенная цель, на которую истрачивается всё накопленное. Гнев и алчность – там, где не ограничивается вседозволенность, где каждый, владеющий деньгами или властью, стремится употребить их себе в угоду, не обращая внимания на других людей. Уныние или лень – достигнутый результат. Вот они все вокруг – каждый на своей стадии достижения насыщения – и я в общей куче. Да, и мне интереснее смотреть на пляже на школьниц, пить лучшее вино в ресторане и закусывать дорогими яствами, выходить в море на катере молочного цвета и ловить пеламиду на фирменный японский спиннинг, слушать любимую музыку, носить удобную одежду и спать в чистоте и прохладе в уютном номере с окнами на восток. И мне совсем не жалко денег, если они есть.


Чем не Рим с термами и рабами? Тут и не захочешь, а перейдёшь на прием пищи полулёжа, на хороший табак и тяжёлую трубку, и научишься пить воду только между приёмом добротного вина разного цвета. И глядя с балкона номера на отдыхающих, ко второй неделе, по одному цвету кожи начнёшь отличать свежеприбывших от старожилов в точности до дня их нахождения у воды под солнцем. Тебе станут интересны фазы луны, перемещение звёзд, изменение линии горизонта воды и неба и расцветки восходов и закатов. Ты изучишь расписание судов, проходящих в прямой видимости с того же балкона: направо – в Ялту, налево – в Алушту. Привыкнешь к дельфинам, собирающимся в определённые часы у рыбацких сетей, расставленных неподалёку, на завтрак и ужин.


Изучишь пернатый мир. Как первые чайки-разведчики облетают балконы прибрежных отелей в поисках добычи, оставленной нерадивыми постояльцами ещё с вечера в качестве закуски на неубранных столах возле шезлонгов. Узнаешь, что чаек хлеб мало интересует в отличие от колбасы, мяса и рыбы; что они могут унести приглянувшийся кусок вместе с вилкой или ножом, и догадаешься, откуда на крышах соседних эллингов появляется брошенная посуда. И уж совсем от скуки перейдёшь на бакланов, которые, ныряя за рыбой, могут вынырнуть за несколько десятков метров от места погружения, и, угадав это место взглядом, возрадуешься, как ребёнок, словно совершил великое открытие, от результата которого, благодаря твоей интуиции, в жизни всего человечества произойдёт невиданный скачок как в физическом, так и в духовном развитии.


В мире насекомых свои отличия. Вот оса отгрызает от сала на тарелке кусок, размером, не уступающим собственному телу, и, словно тяжелый вертолет, плавно и натужно отрывает добычу от взлетной площадки, приподняв на несколько сантиметров, переключает скорость, изменяет положение и, чуть наклонив голову, начинает горизонтальный полёт, едва не задев перила балкона. Ты провожаешь её с уважением, понимая, что сам на такой подвиг ни за что бы не решился, скорее всего, удовлетворившись тем куском, что смог отщипнуть и съесть на месте кражи.


С бражниками, крупными бабочками, больше похожими в полёте и кормёжке на маленьких птичек колибри, может случиться совсем другая история. В Крыму их достаточно. Ближе к вечеру они подлетают к бутонам цветов, не садясь на них, а зависая в полёте и раскручивая свой, свернутый в спираль хобот, направленный внутрь соцветий, чтобы напиться нектару. Летают они необыкновенно быстро, сами величиной со спичечный коробок, и звук издают такой, если положить в хвою включенный на вибрацию сотовый телефон. Заметить их трудно только потому, что невозможно представить себе существо в полёте, которое может перемещаться даже задом наперёд, а не только вверх и вниз. Но, если уж ты поймал бражника взглядом, оторваться от зрелища невозможно. Тогда, помимо фигур высшего пилотажа, этот асс может продемонстрировать, как происходит в воздухе даже дозаправка истребителей…»