Когда я был народом

Феликс Гойхман
Не знаю, как вам, а мне не раз приходилось читать и слышать, что климат на Земле меняется, теплеет. Что-то там с атмосферой не то. В общем, теперь у нас зима - не зима, а сплошное наказание.
Я-то свой век скоротал на югах, где погода в этом плане - не пример, летом по-южному - пекло, зимой по-южному - колотун. Между прочим, колотун и мороз красный нос - даже не родственники. Колотун, это когда задувает леденящий ветерок с моря. Он несет с собой казалось бы щадящий холод, даже не холод, столбик в термометре поигрывает с нулем, редко-редко доходит до отметки -5. Так вот данный ветерок пробирает до печенок, поэтому стакан водки против него бессилен. Другое дело красный нос, а даже белый, то есть кандидат на окончательное обморожение, хряпнешь стакан сорокоградусной, мало один, возьми два, и сто процентов полегчает. В общем, критерии размыты, и нам остается либо верить статистике, либо присматриваться к деталям.

Взять мою дочь. Ее детство пришлось на конец восьмидесятых, и вы не поверите, у нее никогда не было собственных санок. Просто, нужда в них отпала еще до ее рождения. В нашем регионе снег стал нечастым и не всегда желанным гостем, а если и наведывался, гаденыш, то с докторским визитом. Моментально таял, сминаясь пешеходами и машинами в глинобитную грязь.
И это было ново, ведь в моем детстве персональные санки не просто имелись, они были необходимы, как необходимы летние колесницы для летних младенцев, которые уже умеют сидеть и ползать, а ходить и бегать только учатся. И я понятия не имею, когда санки появились в нашей квартире, потому что я не из тех, кто помнит, как его вынашивали и пеленали. С другой стороны,  моменты кормежки грудью, когда мама совала мне между десен потрескавшийся, до крови разъеденный этими самыми деснами, сосок, нет-нет да вспыхивают перед моим запоздало сострадательным взором. Итак мои санки были изначально. Думаю, их собрал на заводе и принес домой отец, когда мне минуло года полтора-два, и наступила моя первая, словно в Игре престолов, зима.  Железная скоба укрепленная на корме, образовывала дугообразную спинку, позволявшую мне сидеть во время затяжных маршбросков, а в остальном, эти санки еще долго служили отличным средством для индивидуального передвижения. Но это было позже, когда скобу сняли, и на них стало удобно ложиться плашмя на живот и скатываться с какого-нибудь сугроба повыше.
А в два-три года меня на них возили сначала в ясли, потом - в детский сад. Скажете, неудобно с санями наперевес и ребенком подмышкой проталкиваться в переполненном общественном транспорте. Согласен, но что остается делать, если улица завалена снегом, а младенцу в отсутствии родителей нужен присмотр и уход? Таскать на себе всю дорогу, тяжелеющего день ото дня, выкормыша - не вариант, можно надорваться. И хотя задним числом я сочувствую предкам, для меня это было благодатное время, раннее детство.
Сейчас подумал, как разрешить старинную дилемму, кого больше напоминает человек во младенчестве, гомо сапиенса или зверя? Раньше я не мог принять чью-либо сторону, потому что тут как посмотреть, с одной стороны - человек, с другой - звереныш. Ладно, не важно, всё  равно сейчас я думаю по-другому: сосунок более всего похож на народ, воспетый русскими и не только классиками, потому что у народа - полным-полно типично детских черт. Он тоже любит, чтобы с ним нянчились, давали грудь или кормили с ложки, пеленали, укладывали спать. Народ тоже настежь раскрыт перед внешним миром, обретаясь при этом в плену заимствованных представлений. Народ тоже безъязык, беспол, и тоже падок на грубую животную силу.
Итак воспоминания о времени, когда я был народом, сладостны, как материнское молоко, вкус которого, до сих пор, временами ощущается на губах. Вижу себя крохотным увальнем в искусственной коричневой шубе, туго перепоясаннной солдатским, оставшимся после армии, отцовским ремешком, на расставленных в стороны, лежащих на санках, ногах красуются валенки, блистают резиновым глянцем, крохотные галоши. Кроме ремня на поясе, шея моя обмотана туго стягивающим меховый ворот, шарфиком, чтобы не задувало. На голове - зимняя шапка-ушанка мехом наружу, тоже коричневая и тоже искусственная. И я не мерзну, хотя сижу неподвижно, зафиксирован в санях, не помню чем, но точно меня фиксировали, чтобы не потерялся посреди заснеженной пустыни.  Снега много навалило за ночь, в лучшем случае, по колено взрослого мужчины, великолепного, сверкающего на зимнем солнце, снега. Мне хорошо и спокойно, санки не дергает и не трясет, они едут плавно, словно плывут по воде, и только слышен шорох полозьев, мамино неровное дыхание, скулеж и похрапывание ее сапожек, которые она вынуждена извлекать на каждом шагу из хрупкой и вязкой утренней осыпи. Чаще всего в садик я ехал с ней. Папа убегал на работу гораздо раньше, затемно, когда я еще спал.
 Ветра нет, но  мамин силуэт немного наклонен вперед, словно силится устоять под его могучими порывами. Просто ей тяжеловато идти по еще не вполне утоптанному снегу, как я сказал, она вязнет и опасается, что не дойдет. Это в ее духе, и это правда, хождение по снежной замети убивает надежду. А в придачу к этому ей приходится тащить за бечевку санки, на которых прохлаждаюсь я. Время от времени мама еще и оглядывается, проверяет все ли в порядке с ее сокровищем, и я вижу изнуренное от усилия, молодое, родное лицо. Она улыбается, думаю, через силу, пытаясь меня подбодрить. Мама все время норовила меня подбодрить, хотя, в отличие от нее, я никогда не был ипохондриком. Для примера, папа, когда изредко брал меня с собой в детский сад никогда не оглядывался, целиком погружаясь в ходьбу и в утренние, не вполне приятные думы.
Вот и я вдруг задумался сегодня, кем являлись на самом деле, мои предки в то время. Вопрос не праздный, и ответ, что они всегда были и будут моими папой и мамой, тут не годится. Скорее  уж стоит вспомнить о театральном амплуа, которое меняется в течение жизни. Они заботились обо мне, всячески меня опекали, пытались воспитывать, поминутно вправляя мозги. Казалось бы, они - хозяева моей жизни. Практически все жизненные решения принимались помимо меня и за меня. Я не вникал ни во что. Они выполняли не все мои прихоти, но те, что выполняли, делали это с недоступным для меня упорством и самоотвержением.
Спросите, какая связь между климатическими измениями и родительским амплуа? Думаю, никакой. Просто по телевизору сперва передавали прогноз погоды на завтра, а потом какие-то орлы профессорского вида битый час трепались о новых кознях, что замышляют "нынешние слуги народа". Они гнали конспирологическую пургу на ровном месте, а у меня слезы наворачивались на глаза, и я не знал, почему, пока не вспомнил.