Вернисаж

Тимофей Сергейцев
Шелли


Заблудился бедный Шелли.
Задремал на дне морском.
А очнулся в новом теле,
С тяготеньем не знаком.

Проплывают звёзды, рыбы,
Мистер Вильямс тянет ром…
Ах, мой милый, не могли бы
Вы о чём-нибудь другом?

Налетает шквал внезапный,
Шхуна падает в провал.
На восток уходит запад,
Брошен, вертится штурвал.

Обступили Перси тени,
Мачт обломки, якоря.
Мир диковинных растений,
Что рождают лишь моря.

Кто гостит у Посейдона,
Попадает в яркий сон —
Как румянец беладонны,
Смены жизней колесо.

Вышвырнут медуз на берег
Волны бренные тела.
И приходится поверить —
Плохи, брат, у нас дела.



Смерть героя


Как умирал Карабас-Барабас,
вам не расскажут сбежавшие куклы.
Как он цеплялся за старый матрас,
выпуклый ранее, нынче же впуклый.

И, проклиная своё ремесло,
помнил себя безбородым и юным —
время его на рога занесло
к чёрту, зарыло в песчаные дюны.

Дети не любят, и брат Бармалей
вряд ли прольёт крокодиловы слёзы.
И не подымется ветер полей
эхом глухой барабасьей угрозы.

Сколько на шею ещё буратин
можно повесить за те же монеты?
А ведь бывало — один на один
хаживал против мышей в багинеты.

Клялся беспечно своей бородой.
Выросла — знать, не нарушил обета?
С чем же стоит он теперь над водой
где-то за краем померкшего света?

Вроде река. А за нею ни зги.
Прошлое — было ещё до рожденья.
Будущее где-то там, впереди.
Ну, а пока — завещай-ка им деньги.



Руководство по казни Марий Антуанетт


Бей несильно. Бей точнее.
А точней — совсем не бей.
Лишь касайся нежной шеи
королевишны, плебей.

Венценосной стати вена
и артерия её
брызнут необыкновенно
и омоют лезвиё,

словно хлынет океана
первозданного волна.
Чистой-чистой будет рана.
Медной — полная луна.

А потом топор и плаху
сдашь в районный наш музей.
Пусть за совесть, не из страха
учит каждый ротозей,

что бывает с королями,
если эти короли
не поделятся салями
с населением Земли.

Сам запишешься на курсы
трактористов-мясников.
Там тебя пристроят в бурсу,
и, свободен от оков

феодального покроя,
станешь новый человек.
Быть теперь тебе героем
в этот долгий средний век.



Хозяин морей


Дым табачный и порох, и шнапс —
не укроешься в отчих уделах.
Ест глаза атлантичный «олд спайс».
Парус-мастер дуреет без дела.
Расфасованный выдох морей
поступил невозбранно в продажу.
Где вы, гордые контуры рей?
Кто нажился на вашей пропаже?

Ватерлинии режут металл,
а ремонтники — варят в аргоне.
О таком не мечтал Ганнибал,
древний грек не писал в «Органоне».
Тут калибры — всего-то с ладонь,
нарезные. Другие «калибры»,
чей шипящий ответный огонь —
всё равно, что по рифме верлибром.

Залежались его сапоги.
Юфть. Ботфорты, точнее. И шпага.
Их бы тоже, конечно, в торги.
Да казённая держит бумага.
На «Авроре» он был бы хорош.
Жахнул, верно, куда б как иначе
в гущу наших растерянных рож.
А не наших? Пальнул бы тем паче.



Завтрак туриста


Не по мне гарпун твой страшный,
Не по мне простор морской…

В.П.



Помешательство Ахава
гонит славный наш «Пекод».
Слева слава, справа слава,
гибель прямо — полный ход.

Мы покинули Нантакет
не затем, чтоб утонуть.
Но в лихом сухом остатке
прямо в пропасть держим путь.

Китобои-корифеи
в жены ждут прекрасных фей.
Всё вокруг — одни трофеи.
Только это  м ы  — трофей.

Жён не будет. Это ясно.
Деток тоже. Никаких.
Лили ворвань мы напрасно
В око шторма, чтоб он стих!

Нас прославят и ославят.
Только нам-то всё равно.
По кому же Ярославна
Плачет, глядючи в окно…



Без цензуры

От Синода к Сенату,
Как четыре строки.

А.Г.


Доктор, право, будьте проще.
Гляньте мельком в белый свет.
Ведь у вышедших на площадь
Правды не было и нет.

Государь наш озабочен.
Чем расстроен Государь?
Щёки жжёт позор пощёчин
Пугачёвщины, как встарь.

Молодые офицеры,
Дети в золоте погон!
Светлых подвигов примеры!
Вами бит Наполеон!

Что вам идол конституций,
Злом обещанный барыш?
Вышел форменный Конфуций.
Чем ответила б Нарыш…

Воевали смело, яро,
Веря Богу и царю.
«Вы кого пошли боярить?!», —
Я в сердцах им говорю…

Милорадович покойный
Вас отечески любил!
Дело вам — победны войны.
Сволочь Пестель, imbecile!

Пятерых придётся вешать.
Остальных ссылать в Сибирь.
Счастья русского депешу
По снегу строчи, снегирь.

На иркутские морозы,
В Магадан, на Колыму
Отсылайте вашу прозу —
Рифмы вашей не приму.

Как Наталья Гончарова,
Всё бессмысленно просрать
Я не дам вам, детки, снова,
В бога-душу-вашу-мать.

Времена перемешались?
Так на то и времена.
Обними пуховой шалью
Нас, родимая страна.



Баллада дель арте


— Арлекино, Арлекино,
Головы нам не морочь.
Что ни день, то балерина.
Коломбина, что ни ночь.

Так не пой же на арене
В перекрестии огней,
Что страдаешь неизменно
Нераздельным чувством к Ней.

— Нет, меня Она не любит!
Погорел я на зеро!
Нас обоих с ней погубит
Отвратительный Пьеро!

Слёзы, стоны и поклоны…
Всё уходит в мрак и прах.
А на ужин — макароны.
Стирка мужниных рубах.

Оба станем безобразны.
Нет уж, лучше сразу в гроб.
Но останутся рассказы,
Что строчит  е г о  перо!

На поэтов где управа?
Пишут то, чего и нет.
Словно сладкая отрава,
Он приходит к Ней во сне.

Там Петро — Её хозяин.
А вокруг цветёт Эдем.
Удавить его нельзя ли
или растворить в воде...

***
Уплывает Коломбина
С Арлекином в злую ночь.
И родит однажды сына,
Годом позже — будет дочь.

Тут Алёха с Петькой сядут,
Выпьют — истина в вине.
А потом со всем отрядом
Вместе сгинут на войне.

Довоенные на фото
Цирка жёлтые огни,
Где любили мы кого-то
И любили нас они.

Сын, похожий на Петруху,
Дочка с Лёшкиным лицом —
Оба абсолютным слухом
Вознаграждены Творцом.

Разыграют оперетту,
Снимутся в большом кино!
Кола тушит сигарету,
Разодета в домино.

________________________

2021