Десять прокаженных.
Идя в Иерусалим, Он проходил между Самариею и Галилеею. И когда входил Он в одно селение, встретили Его десять человек прокаженных, которые остановились вдали и громким голосом говорили: Иисус Наставник! помилуй нас. Увидев их, Он сказал им: пойдите, покажитесь священникам. И когда они шли, очистились. Один же из них, видя, что исцелен, возвратился, громким голосом прославляя Бога, и пал ниц к ногам Его, благодаря Его; и это был Самарянин. Тогда Иисус сказал: не десять ли очистились? где же девять? как они не возвратились воздать славу Богу, кроме сего иноплеменника? И сказал ему: встань, иди; вера твоя спасла тебя.
(Лк.17, 11-19)
Эта история, а вернее, притча, случившаяся в реальной человеческой истории, в истории земной жизни Иисуса Христа. Он часто совершал, подобно древним пророкам, поступки, действия, жесты, которые несли смысл притч. Это было древней богословской и проповеднической традицией Израиля, люди понимали этот язык «притче в действии».
Прокаженные взывают, кричат издали. Они не смеют подойти как к Иисусу Христу, так и к любому другому человеку-иудею.
И вовсе не из-за какой-то моральной ответственности, не из-за санитарной грамотности – чтобы не заразить своей страшной болезнью других.
Дело в том, что сама эта болезнь, как считали верующие иудеи и как написано было в Ветхом Завете, делала их «нечистыми» перед Богом, скверными. Не «заразными», как пациентов в современных инфекционных или туберкулезных стационарах, а ритуально нечистыми, то есть не имеющими возможности участвовать в жертвах, которые приносились за народ Божий в Иерусалимском Храме.
Следовательно, они были полностью отстранены, лишены Богообщения, которое в ветхозаветное время достигалось через жертвоприношения, через храмовый культ, совершаемый в единственном Храме, в Иерусалиме.
Через эти жертвы люди общались с Богом Живым.
Храм Иерусалимский был святым, священнейшим местом на грешной и осквернённой земле, где можно было явиться Лицу Божию. Каждый израильтянин, даже живущий далеко от Иерусалима, периодически предпринимал паломничество в Иерусалим, чтобы предстать перед Богом.
Нечистота (а ее виды были различны), в том числе, проказа, была непреодолимой преградой между человеком и Богом.
Те люди, которые случайно касались прокаженных, сами становились на какое-то время нечистыми и временно отлученными от Бога. А прокаженные были отлучены от Бога навсегда. Так учил Закон Моисеев.
Поэтому прокаженные и кричали Иисусу издали, прося у Него помилования. И Он отправил их в Храм Иерусалимский, чтобы они показались священникам.
Это было потрясающим по смелости поступком со стороны Иисуса Христа. В глазах многих Его современников такой поступок граничил с богохульством.
Как? Он велит скверным, нечистым людям войти в великую Божию святыню, в место общения Бога и людей, чтобы осквернить ее! Так могут поступить только злобные завоеватели-язычники, ненавидящие иудеев, но не Учитель Закона, и, тем более, не Мессия-Христос! Это не просто «пощечина общественному вкусу», это попрание святыни! У фарисеев уже был готов приговор: Этот Человек развращает народ, отвращает народ от Бога, этот Человек – или кощунник, или одержим князем бесовским.
Но каждый-то из этих прокаженных жил надеждой на то, что однажды случится чудо: он проснется, а проказы на нем нет, он чист, как дитя. И тогда… тогда он пойдет с радостью в Иерусалимский Храм потому что именно туда в первую очередь должен был идти очистившийся человек, чтобы священник засвидетельствовали вернувшуюся к нему ритуальную чистоту и способность в Богообщению. Не Храм исцелял – священник в Храме только свидетельствовал об исцелении и давал разрешение бывшему больному снова войти в общество Господа, в народ Его, перестать быть религиозным и социальным изгоем.
Вера прокаженных в возможность Иисуса Христа совершить невероятное чудо, о котором каждый из них мечтал, была так велика, что они не отказались, а пошли в Храм.
Чего они ждали? Очевидно, чуда – что они не будут изгнаны или, вероятно, убиты, как кощунники, а что смогут явиться перед лице Господа и показаться священникам, как это положено по Закону Моисееву.
И сбылось по вере их.
И они продолжили свой, теперь уже радостный, путь в Храм. Там их ждало воссоединение с Богом, с обществом Израилевым – так думали они. Закончилось время изгнания, закончилось время их личного Вавилонского плена!
Но пошли в Храм не все. Среди них, исцелившийся, был один, который и после исцеления был нечистым и отверженным от общества Израилева, и от Богообщения через храмовые жертвы. Он был нечист и не мог, даже исцеленный, войти в Иерусалимский Храм.
Он был иноверец-еретик, самарянин.
Когда все они – и иудеи, и самарянин – были одинаково скверными в ритуальном, религиозном смысле, они как-т по-человечески сдружились. От религии им ничего ожидать не приходилось, на первый план вышло не религиозное, а простое человеческое. Вместе легче проводить жизнь изгоев, поддерживать друг друга, находить пропитание.
Но вот, кажется, жизнь все расставила на свои места – они снова включены в народ Божий, сейчас священник в Храме это засвидетельствует, и весь ужас их безбожной, скверной жизни, в которой они были вынуждены даже – подумать только! – дружить с псом-самарянином, останется в прошлом.
Теперь, когда они были, как им думалось, на пути к спасению, к чистоте, их грешный, нечистый друг-самарянин, хотя тоже исцеленный, как они, хотя тоже уже не прокаженный, как они, стал для них источником скверны. Или, вернее, источником боязни снова оскверниться. Дружба, как говорится, дружбой, а табачок… нет, гораздо более возвышенная материя – общение с Богом через храмовые жертвы– врозь. Нет у нас общения с тобой, самарянин! Уходи и не оскверняй нас больше.
И уж конечно, пес-самарянин не мог пойти в Храм. Они сами ему запретили – они, бывшие его друзья, а теперь чистые, избранные иудеи. Он даже не мог оставаться среди них – они решили соблюдать весь Закон на радостях, и не общаться ни с чем нечистым.
И самарянин не смог пойти с ними в Храм Иерусалимский, чтобы воздать там славу Богу и принести жертвоприношения. Он не мог воздаст там славу Богу, который услышал их всех и исцелил их, даже когда они были нечистыми, но друзьями.
Однако он не сказал себе: «А, вы идете в свой храм, молитесь там по-своему, а я пойду в свой правильный храм в Самарии на горе Гаризим – ведь это из-за меня Бог услышал и вас, грешных, и исцелил всех нас, вы, неблагодарные псы-иудеи!»
Он поступил совершенно иначе. Он даже и не подумал сопоставлять правильные и неправильные храмы, правильные и неправильные веры. Он не стал спорить со своими бывшими друзьями о вере (как однажды начала спорить с Иисусом самарянка у колодца Иакова).
Он пошел к Живому Человеку, и пал ниц, как перед Богом, перед Ним. В Иисусе, Иудее из Назарета, для него, пса-самарянина, открылся Всемилостивый Бог Израиля.
Он пришел воздать славу Богу, открывшемуся ему во Христе.
Иисус Христос, видя это, восскорбел сердцем, потому что Его соотечественники не слушали и не слышали Его Благую Весть, Его Евангелие.
Бог здесь! Бог снимает всякое проклятие и нечистоту! Бог спасает! Приидите! Плен и всякая нечистота закончились! Ничто не имеет власти над Богом, над Его милосердием! Бог на всяком месте во Израиле, Он посреди народа Своего, а не только в Храме! Признайте это и получите прощение даром, ни за что, Бог дарит вам прощение!
Бог являет Себя в Сыне Своем Иисусе Христе.
Но, исцелившись, соплеменники Иисуса с радостью вернулись к ритуалам, отделяющих их, теперь чистых, от нечистых людей, псов-язычников и самарян, а также прочих грешников. Они не желали слушать Евангелие – оно напоминало им об отверженности, которую они испытали в прошлой жизни, подобно блудному сыну, который ел из одного корыта с нечистыми животными - свиньями и почитал за счастье, когда его не отгоняли от этого корыта.
Они стали чистыми – им уже не нужен был Иисус.
…Его уже вскоре обвинят на суде у первосвященника Иерусалимского Храма в том, что он хочет разрушить Храм.
И Он, действительно, разрушил Храм – Он разрушал его всю Свою жизнь, и, наконец, разрушил на Кресте и обновил в Воскресении, Сам став Храмом для всех народов, среди которых во Христе нет никого нечистого.