Ты мне ни слова не сказала,
не называла подлецом,
простившись с сыном у вокзала,
в ладони падала лицом.
Проклятий не кричала в спину.
Но молчаливый твой укор –
теперь мой крест. Его не скину
и после выстрела в упор.
Себя винить как-будто не в чем...
В одном лишь, может, виноват,
в том, что всегда был только певчим,
душой монах, а не солдат.
Ты не винишь меня. И всё же,
я слышу будто наяву
твой крик, на трубный глас похожий,
что нет его! А я живу...