"Вне всякого сомнения сегодня
я буду убит "без суда и
следствия"... Ну что же? Прощайте,
прощайте, милые. Конец... Завещаю
вам не грустить по мне, а
мужественно бороться до победного
конца..."
Весь Ваш, Иван Бутин,
16 июня 1919г.
Не мстите!.."
(Из предсмертного письма
Ивана Афанасьевича Бутина,
председателя Забайкальского
исполнительного комитета.
Казнён в Чите 17 июня 1919г.)
А год назад,
всё выведав, всё взвесив,
шпион Пишон
докладывал в Париж:
"Пора вступать!
Здесь нет патриотизма,
здесь каждый за себя, и, как в Судане,
два крепких европейских батальона
власть обеспечат от Владивостока
и до Урала!"
А ведь был не глуп
наследник революции французской,
но и умён не слишком.
Когда веков разбуженная память
выносит вдруг единым ураганом
все помыслы, все бунты, все легенды -
наверх, наверх, опробуй и отбрось
негодное -
что делать
среди стихий французским батальонам,
да и любым другим?!
Здесь, в общей смуте,
есть воля и направленность своя,
для посторонних скрытая. Случайно ль
был избран председателем Совета
интеллигент - и был он схож с другими,
со многими, кого инстинкт народный
вдруг выделяет - смуте вопреки.
Крестьянин в детстве,
в юности студент,
босяк, поэт,
учитель в настоящем,
и семьянин, принявший добровольно
работы и ответственности крест,
в душе - бродяга, вечный, любопытный,
сомненьями замученный, не властный -
и вдруг, и вдруг...
Он принял трудный пост
и, кажется, не ведал мыслей гордых,
что жить пришлось в "минуты роковые"
и что "сей мир" назвал его достойным
на равных пить из чаши "всеблагих" -
но выпил чашу...
Злая воля бывших
призвала иностранные штыки,
Советы пали. Без суда, трусливо
он был убит. Как будто понимали
его убийцы:
он-то был назначен
не группой лиц, не мнением предвзятым,
но - выдвинут велением природы,
проснувшейся для новых образцов.
В письме его последние слова:
"Борясь, не мстите!"
Вот где превосходство
живой души над пакостным расчётом,
и кто вернее скажет приговор?!
Не мстите! Ведь не знают, что творят.
Не мстите! Будут есть, кусать друг друга,
раскаиваться, плакать, обвинять.
Не мстите! Наша правда неизбежна,
неотвратима.
Так он и писал.
Не думая, глядит ли в глубь событий
иль подчинён движению волны,
не размышляя, наступил ли в мире
технический и нравственный прогресс,
для этих слов достаточный,
не зная,
как отзовутся меж родных близких
его слова, оценит ли народ.
Он в ту минуту сам и был народом:
велик и прост,
насмешлив и суров,
и жалостлив в спокойствии бесслёзном.
(1986)