На поле рожь легла под взмахами косы,
Колосья все как на подбор зерном налиты.
Всю полноту последних летних дней вкусив
Герой Миракл ушёл на бой со львом немытым.
Немойский лев – бич близлежащих деревень:
Ворует скот, стращает баб, шатает трубы.
От вида льва ребёнок может зареветь,
А запах львиный даже взрослого с ног рубит.
Миракл не сам решил хребтину льву согнуть:
Брательник старший наказал без львиной шкуры
Не приходить. В снопах, забытых на лугу,
Уже вовсю клюют зерно чужие куры.
«И чья страна, и чей ручей и сам я чей?» –
Вопросов масса, озадачен мозг Миракла .
С клыкодробительной дубиной на плече
Он брёл и ел плоды, созревшие на грядках.
Тропинка вилась, львиный след петлял в траве,
Слипались ноздри от звериных ароматов.
Хоть был Миракл в отца, божественных кровей,
Но льва за смрад хотел в печи загеростратить.
Трава пожухла, с клёнов ссыпалась листва
От едкой вони льва, живущего в пещере.
Свои эмоции Миракл душить не стал
И матерился , зубы в ярости ощерив.
Ни сном ни духом, даже ухом не ведя
Громадный зверь лежал, насытившись овцою,
В пещере мрачной. Где то капала вода.
Рожь доклевав, щипали куры дерзко сою.
Герой добрёл. Глядит в пещеры тёмный зев,
С плеча дубину снял и сжал в ладонях крепче.
Что было дальше – все узнали из газет,
ТВ вещал Миракла пламенные речи.
О том как он, дубиной треснув по лбу льва
В сердцах прижал к своей груди, сдавил руками.
И лев упал как лист осенний на бульвар,
С собой Миракл взял шкуру, твёрдую что камень.
Намылив «Тайдом», шкуру вычистил герой
И с той поры везде ходил в неё одетый.
А куры всё зерно склевали под горой,
И сели ждать конца у края мира где то.