Так с давних пор уж в царствах повелось,
Что возле трона королевской власти,
Всегда забавный ошивался шут.
Игривый клоун разноцветной масти.
Шутил паяц и забавлял народ.
Язвил и ёрничал, кривлялся изуверски.
Порою шутки задевали целый двор.
И юмор этот был довольно дерзкий.
Палач в досаде руки потирал.
Придворные в углах шептались злобно.
Но придушить несносного шута
Толпе придворных было невозможно.
Кривлялся шут и веселил народ,
Так тонко проникая в суть сюжета.
И власти не имел над ним никто.
Лишь только царь и звонкая монета.
Ведь так легко купить продажные уста
Никчёмной, пошлой жизни скомороха.
И шут кривлялся и дурачил мир,
Смеялись все не чувствуя подвоха.
В игривых фразах дерзкого шута
Сквозил сарказм и пошлость идиота.
Но шут - игрушка в лапах короля.
Лишь инструмент холодного расчёта.
Порой шуты народ толкают на войну.
На дикий бунт с соседним государством,
На распри тайные, удобные царю,
Граничащие с кровью и бунтарством.
Цари несклонны людям правду говорить.
В домах приличных, в рамках этикета
Им приходилось сдерживать язык
В пылу веселий пьяного банкета.
Поэтому с царём всегда был рядом шут.
Тот, кто озвучит тайны царской мысли.
Чтоб в шутках клоуна идеи короля,
В умах придворных ненавязчиво зависли.
И шут всё понимал без лишних слов.
По взгляду короля, по реплике и жесту,
Кого стыдить иль рифмой восхвалять,
Кого приговорить к словесному аресту.
Кого дурачить и над кем шутить.
Кому прилюдно шуткой голову рубить.
Кого отправить в тёмные подвалы,
Ну а кого в речах боготворить.
Кривляния казались глупой шуткой,
Но, всё-ж, они имели свой резон.
Шутил паяц и жалил словом острым,
Как чёрный, ядовитый скорпион.
В его речах пылали бури революций.
Костры пожарищ, войны, смерть и кровь.
Интриги, подлость и коварство.
Предательство, презрение, не любовь.
А что король? Он только тень шута!
Ведь шут основа власти царской.
Под ликом грозного, всевластного царя
Смеётся хитрый, подлый шут под маской