Людмиле К
Я не хотел тебе писать, чего таить греха,
Не очень тронул он меня – нерв твоего «стиха».
Ты начиталась в детстве книг, я тоже их листал,
Но тут от двух листов твоих устал, упал, не встал…
Я тоже многое сказать хотел тебе, но вдруг,
Другую, встретив, потерял речь, зрение и слух.
Я знал, что это – не Любовь, она так быстро не приходит.
И жаль бывает мне до слёз, что, опалив ресницы грёз,
Она чуть за полночь уходит…
Отвержен так же, как и ты, и с помощью твоей.
Пусть даже так, но не хочу терять я в вас друзей.
Я не кричу: любви костёр залит болотной жижей.
От этих слов ещё никто не стал кому-то ближе…
У нас, тем паче, не было Любви.
Был мир Поэзии, мир Музыки и ложе
Для двух друг друга ищущих сердец,
Но это, право, не одно и то же…
Одну лишь женщину любил – таков мой приговор.
Так чем, скажи мне, заслужил я твой в «стихах» укор?
Тем, что тебя не полюбил? – так это же смешно.
Тем, что был близок так с тобой? – но это не грешно.
Ошиблась ты, что очень горд я только потому,
Что мною выигранный спор лёг «рифмой» на строку.
Хоть ты и первая в «стихах» излилась мне «до дна»,
Тебя с тщеславьем на устах не вспомню никогда.
В кавычки ставлю всё твое письмо,
Не веря в глубину его невольно,
Но всё ж мне больно, Люда, от того,
Что чем-то смог тебе я сделать больно…
И я не говорю тебе: прощай,
Движеньем губ разрушив дружбы зданье,
Бывает дружба – чище, чем любовь,
А посему, Людмила, до свиданья…
Стрежевой
1985