Друзья!
Продолжая серию конкурсов, которые раскрывают возможности развития конкретного жанра в современное время, а с другой стороны помогает выявить лучшее стихотворение, написанное в течение месяца в рамках жанра. На этот раз предлагается непростая задача, но достойная. Обратимся к литературному жанру в русской поэзии, имевшему особую популярность в первой половине 19-го века, и также в начале 20-го. Примерно 200 лет и 100 лет назад. Интересно, как обстоят дела в наше время, в 2022 году? тем более, этот жанр имеет свои корни в народной украинской поэзии. Актуально? Можно сказать, очень своевременно внимательно рассмотреть такие метаморфозы. Приятного и вдумчивого исследования...
Итак, СЕНТЯБРЬ -2022 объявляется месяцем жанра:
жанр ДУМА
ДУМА — 1) Поэтический жанр русской литературы, представляющий собой размышления поэта на философские, социальные и семейно-бытовые темы. Широкую известность получили «Думы» К.Ф. Рылеева, составившие своеобразный цикл философско-патриотических поэм и стихотворений: «Димитрий Донской», «Смерть Ермака», «Богдан Хмельницкий», «Волынский», «Державин» и др. К философско-лирическим принято относить «Думы» А.В. Кольцова и «Думу» («Печально я гляжу на наше поколенье...») М.Ю. Лермонтова. Один из разделов сборника стихотворений А.А. Фета «Вечерние огни» назван «Элегии и думы». Цикл стихотворений «Думы» есть у К.К. Случевского. Широкой известностью в первой половине XX века пользовалась «Дума про Опанаса» Э.Г. Багрицкого.
2) Термин “дума” также использовался для обозначения произведений украинского фольклора, исполняемых кобзарями и напоминающих русские былины и исторические песни. Эпический и лиро-эпический песенный жанр украинского фольклора напоминал русские былины. Украинские думы исполнялись речитативом, обычно в сопровождении бандуры; разделяют их на три цикла: о борьбе с турецко-татарскими набегами в XV-начале XVII веков, о народноосвободительной войне 1648-1654 годов и о воссоединении Украины с Россией, на общественно-бытовые темы.
По объему украинская дума больше исторических балладных песен, которые, как и с давним дружинным эпосом («Слово о полку Игореве», старинные колядки, былины), имеет генетическую связь. структуре думы является более или менее выраженные три части: запев («заплачка», как называли кобзари), основной рассказ, окончание. Стихосложение думы неравносложное, астрофичное (без разделения на строфы-куплеты через изменчивость порядка рифмовки), с интонационно-смысловым членением на уступы-тирады, в пении начинается криками «ой», а завершается «гей-гей».
Своей стихотворной и музыкальной формой украинские думы представляют высшую стадию речитативного стиля, развитого ранее в причитаниях, из которых думы переняли некоторые мотивы и поэтические образы. С причитаниями думы роднит и характер импровизации. Длинные рецитации дум переходят в плавные, меняющиеся формы. Каждый кобзарь перенимал от своего учителя образец исполнения в общих чертах и создавал свой отдельный вариант мелодии, под которую исполнял все думы своего репертуара.
Пение дум требует особого таланта и певческой техники (поэтому думы сохранились только среди профессиональных певцов). Доминантный элемент думы - словесный, а не музыкальный, и формируется он в определенной мере импровизационно, поэтому рифмы часто риторические. Рифмы в думах преимущественно глагольные. Поэтике характерны развернутые отрицательные параллели (чаще всего в запеве), традиционные эпитеты (земля християнська, тихі води, ясні зорі, мир хрещений, тяжка неволя), тавтологичные высказывания (хліб-сіль, мед-вино, орли-чорнокрильці, дуки-срібляники, вовки-сіроманці, турки-яничари, п"є-гуляє), коренословные (піший-піхотинець, жити-проживати, кляне-проклинає, п"є-підпиває, квилить-проквиляє), разнообразные фигуры поэтического синтаксиса (риторические вопросы, обращения, повторы, инверсия, анафора и т. д.), традиционные эпические числа (3, 7, 40 и др.). Стиль дум торжественный, возвышенный, чему способствует использование архаизмов, старославянизмов и полонизмов (златоглавий, глас, іспадати, розношати, соглядати, перст, глава). Эпичность и торжественность дум усиливается ретардациями - замедлением рассказа через повторение фраз-формул. У думы, в отличие от баллад и эпоса других народов, нет ничего фантастического. Древнейшее упоминание о думах есть в хронике («Анналы», 1587) польского историка С. Сарницкого, древнейший текст думы, найденный в краковском архиве М. Возняком в 1920-х годах в сборнике Кондрацкого (1684) «Козак Голота». научную терминологию название думы ввел М. Максимович.
Но второе определение "дума" (украинский фольклор) для нас, скорее, интересен, как история.
В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ думы, как жанр литературного произведения, появились в начале 19-го века. Произведение этого жанра представляют собой поэтическое размышления автора на различные философские, исторические или социально-бытовые темы. По этому принципу и выделяют группы: думы исторические и социально бытовые. Дума имеет некоторое сходство с балладой, основана на реальных исторических событиях, но в ней нет фантастического элемента. Композиционно дума разделяется на две части – жизнеописание и нравственный урок, который следует из этого жизнеописания.
Жанр "думы" не был особенно широко распространен в русской литературе. Наибольшее развитие он получил в творчестве К. Рылеева, который создал свои известные думы: "Смерть Ермака", "Дмитрий Донской", "Державин" и другие.
С 1821 г. в творчестве Рылеева начинает складываться новый для русской литературы жанр – думы, лироэпического произведения, сходного с балладой, основанного на реальных исторических событиях, преданиях, лишенных, однако, фантастики. Рылеев особенно обращал внимание своих читателей на то, что дума – изобретение славянской поэзии, что в качестве фольклорного жанра она существовала давно на Украине и в Польше. В предисловии к своему сборнику “Думы” он писал: “Дума – старинное наследие от южных братьев наших, наше русское, родное изобретение. Поляки заняли ее от нас. Еще до сих пор украинцы поют думы о героях своих: Дорошенке, Нечае, Сагайдачном, Палее, и самому Мазепе приписывается сочинение одной из них”. В начале XIX в. этот жанр народной поэзии получил распространение в литературе. Его ввел в литературу польский поэт Немцевич, на которого Рылеев сослался в том же предисловии. Однако не только фольклор стал единственной традицией, повлиявшей на литературный жанр думы. В думе можно различить признаки медитативной и исторической (эпической) элегии, оды, гимна и др.
Первую думу – “Курбский” (1821) поэт опубликовал с подзаголовком “элегия”, и лишь начиная с “Артемона Матвеева” появляется новое жанровое определение – дума. Сходство с элегией видели в произведениях Рылеева многие его современники. Так, Белинский писал, что “дума есть тризна историческому событию или просто песня исторического содержания. Дума почти то же, что эпическая элегия”. Критик П.А. Плетнев определил новый жанр как “лирический рассказ какого-нибудь события”. Исторические события осмыслены в думах Рылеева в лирическом ключе: поэт сосредоточен на выражении внутреннего состояния исторической личности, как правило, в какой-либо кульминационный момент жизни.
Композиционно дума разделяется на две части – жизнеописание и нравственный урок, который следует из этого жизнеописания. В думе соединены два начала – эпическое и лирическое, агиографическое и агитационное. Из них главное – лирическое, агитационное, а жизнеописание (агиография) играет подчиненную роль.
Почти все думы, как отметил Пушкин, строятся по одному плану: сначала дается пейзаж, местный или исторический, который подготавливает появление героя; затем с помощью портрета выводится герой и тут же произносит речь; из нее становится известной предыстория героя и нынешнее его душевное состояние; далее следует урок-обобщение. Так как композиция почти всех дум одинакова, то Пушкин назвал Рылеева “планщиком”, имея в виду рациональность и слабость художественного изобретения. По мнению Пушкина, все думы происходят от немецкого слова dumm (глупый).
В задачу Рылеева входило дать широкую панораму исторической жизни и создать монументальные образы исторических героев, но поэт решал ее в субъективно-психологическом, лирическом плане. Цель его – возбудить высоким героическим примером патриотизм и вольнолюбие современников. Достоверное изображение истории и жизни героев отходило при этом на второй план.
Для того чтобы рассказать о жизни героя, Рылеев обращался к возвышенному языку гражданской поэзии XVIII – начала XIX в., а для передачи чувств героя – к поэтической стилистике Жуковского (см., например, в думе “Наталья Долгорукая”: “Судьба отраду мне дала В моем изгнании унылом…”, “И в душу, сжатую тоской, Невольно проливала сладость”).
Психологическое состояние героев, особенно в портрете, почти всегда одинаково: герой изображен не иначе, как с думой на челе, у него одни и те же позы и жесты. Герои Рылеева чаще всего сидят, и даже когда их приводят на казнь, они тут же садятся. Обстановка, в которой находится герой, – подземелье или темница.
Поскольку в думах поэт изображал исторических личностей, то перед ним встала проблема воплощения национально-исторического характера – одна из центральных и в романтизме, и в литературе того времени вообще. Субъективно Рылеев вовсе не собирался покушаться на точность исторических фактов и “подправлять” дух истории. Больше того, он стремился к соблюдению исторической правды и опирался на “Историю государства Российского” Карамзина. Для исторической убедительности он привлек историка П.М. Строева, который написал большинство предисловий-комментариев к думам. И все-таки это не спасло Рылеева от слишком вольного взгляда на историю, от своеобразного, хотя и ненамеренного, романтически-декабристского антиисторизма.
Назначение своей поэзии декабристы видели «не в изнеживании чувств, а в укреплении, благородствовании и возвышении нравственного существа нашего». Они были глубоко убеждены, что только те стихи достойны признания, дух и пафос которых непосредственно входит в жизнь и участвует в жизнестроительстве.
С этой же целью они обращались к историческому прошлому, стремясь «возбуждать доблести сограждан подвигами предков». В фольклоре декабристов интересовали не лирические народные песни, не сказки, а исторические предания. В древнерусской литературе они ценили воинские повести, где, по словам А. Бестужева, «непреклонный, славолюбивый дух народа дышит в каждой строке». Наиболее ярким примером исторической поэзии декабристов были «Думы» Рылеева. В предисловии к ним поэт сказал: «Напоминать юношеству о подвигах предков, знакомить его со светлейшими эпохами народной истории, сдружить любовь к отечеству с первыми впечатлениями памяти – вот верный способ для привития народу сильной привязанности к родине: ничто уже тогда сих первых впечатлений, сих ранних понятий не в состоянии изгладить. Они крепнут с летами и творят храбрых для боя ратников, мужей доблестных для совета».
Сюжеты своих «дум» Рылеев заимствует в народных легендах и преданиях, в «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина. Герои дум – мученики, страдальцы, гибнущие за правое дело, вступающие в решительную борьбу с носителями общественного зла. В думах в отличие от классической оды или поэмы преобладает лирическое начало, ключевую роль в них играют монологи героев, эмоционально насыщенные, возвышенные, исполненные патриотических чувств. Героев окружают романтические пейзажи – ночь, буря, скалы, темные тучи, сквозь которые пробивается луна, вой ветра и блеск молний («Смерть Ермака», «Ольга при могиле Игоря», «Марфа Посадница»).
Однако еще Пушкин обратил внимание на отсутствие историзма в думах Рылеева: история для него – иллюстрация, собрание положительных или отрицательных примеров, имеющих прямой агитационный смысл. Поэтому герои дум говорят одинаковым, возвышенно-декламационным языком. Лишь в отдельных произведениях Рылеев приближается к исторической достоверности в передаче характеров и обстоятельств, какая была, например, уже доступна Пушкину в его «Песне о вещем Олеге». Не случайно Пушкин высоко оценил думу Рылеева «Иван Сусанин» и увидел проблески возмужавшего дарования в поэме «Войнаровский».
Задачей Рылеева в «Думах» являлось художественное воскрешение исторических образов для воспитания «сограждан подвигами предков». Обращение к национальной истории было связано у Рылеева с характерным для декабристов пониманием прошлого России и с вопросом о народности искусства. «Думы» Рылеева давали портретные характеристики ряда деятелей русской истории, начиная с легендарных времен («Олег Вещий», «Ольга при могиле Игоря», «Святослав» и др.) и кончая XVIII веком («Волынский», «Наталья Долгорукова» и «Державин»). Самый отбор имен был необычайно показателен для поэта-декабриста. Герои «Дум» Рылеева — это смелые обличители зла и несправедливости, народные вожди, пострадавшие за любовь к родине. Здесь и борцы за освобождение народа от иноземных захватчиков («Дмитрий Донской», «Богдан Хмельницкий»), и военачальник («Олег Вещий», «Святослав», «Ермак»), и пламенные патриоты, гибнущие за свой народ («Иван Сусанин», «Михаил Тверской»). Чувством глубокого патриотизма проникнуты все «Думы». Рылеев зовет к борьбе с тиранами и с ненавистью относится к таким фигурам, которые опирались на иноземные силы («Дмитрий Самозванец»).
Среди «Дум», которые остались ненапечатанными при жизни Рылеева, есть и «Думы», связанные с образами новгородской вольницы. Таковы думы о «Марфе Посаднице» и о «Вадиме», защитнике древних прав вольного Новгорода.
Самое название своих «Дум» Рылеев взял из украинской народной поэзии — так назывались народные песни исторического характера. Тематическим источником большинства дум послужила для Рылеева «История государства Российского» Карамзина.
М.Ю. Лермонтов «Дума», 1938 год - одно из самых лучших стихов поэта:
Печально я гляжу на наше поколенье!
Его грядущее — иль пусто, иль темно,
Меж тем, под бременем познанья и сомненья,
В бездействии состарится оно.
Богаты мы, едва из колыбели,
Ошибками отцов и поздним их умом,
И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели,
Как пир на празднике чужом.
К добру и злу постыдно равнодушны,
В начале поприща мы вянем без борьбы;
Перед опасностью позорно малодушны
И перед властию — презренные рабы.
Так тощий плод, до времени созрелый,
Ни вкуса нашего не радуя, ни глаз,
Висит между цветов, пришлец осиротелый,
И час их красоты — его паденья час!
Мы иссушили ум наукою бесплодной,
Тая завистливо от ближних и друзей
Надежды лучшие и голос благородный
Неверием осмеянных страстей.
Едва касались мы до чаши наслажденья,
Но юных сил мы тем не сберегли;
Из каждой радости, бояся пресыщенья,
Мы лучший сок навеки извлекли.
Мечты поэзии, создания искусства
Восторгом сладостным наш ум не шевелят;
Мы жадно бережем в груди остаток чувства —
Зарытый скупостью и бесполезный клад.
И ненавидим мы, и любим мы случайно,
Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,
И царствует в душе какой-то холод тайный,
Когда огонь кипит в крови.
И предков скучны нам роскошные забавы,
Их добросовестный, ребяческий разврат;
И к гробу мы спешим без счастья и без славы,
Глядя насмешливо назад.
Толпой угрюмою и скоро позабытой
Над миром мы пройдем без шума и следа,
Не бросивши векам ни мысли плодовитой,
Ни гением начатого труда.
И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,
Потомок оскорбит презрительным стихом,
Насмешкой горькою обманутого сына
Над промотавшимся отцом.
1838 г.
«Дума» — стихотворение зрелого поэта Ю. Лермонтова, обнажающее общественно-духовный кризис последекабрьского поколения. Оно замыкает предшествующие социальные, политические, нравственные изыскания поэта и подводит итог прошлому душевному опыту, отражая бесцельность жизнедеятельности лермонтовских современников. После «Думы» и других близких по времени произведений поэта («И скучно и грустно», «Герой нашего времени», «Как часто пестрою толпою окружен») в творчестве Лермонтова стали особенно заметны поиски выхода из идейного кризиса. Поэтому «Дума» неразрывно связана как с предшествующими ей («Монолог», «Он был рожден для счастья, для надежд»), так и с последними стихотворениями, в которых наметилось внимательное наблюдение за действительностью с намерением найти социальную и идеологическую опору. Наиболее полно этот процесс выразился в «Родине», но прямое отношение к нему имеют и «Соседка», «Завещание», «Памяти А.И. Одоевского» — в них прослеживается неослабевающий интерес к противостоящей лирическому герою «толпе», образу «простого человека».
Настроениям «Думы» созвучна лирика декабристов после восстания, поэтов-любомудров, кружка Н.В. Станкевича, философская проза романтиков. Осуждение духовной апатии поколения, неспособного «угадать» свое предназначение и найти высокие гражданские и нравственные идеалы. Именно она определяет структуру стихотворения. Лермонтов делит «Думу» на части: шестнадцатистишие, восьмистишие, двенадцатистишие и снова восьмистишие. В первой строфе, осуждая свое поколение, поэт говорит нам о философских (5 и 9 стихи), психологических (10 стих), политических (11 стих) аспектах проблемы. Во второй строфе поэт раскрывает причину упадка, обращаясь к прошлому, что выражается в употреблении глаголов прошедшего времени по преимуществу. В третьей строфе наличие глаголов настоящего времени определяет описание поэтом ситуации, сложившейся в годы его жизни. В четвертой же Лермонтов приходит к мысли о будущем, ему важном мнении потомков о своем поколении, даже если их отношение к нему будет отрицательным. Такую противоречивость в мыслях поэта отражают и разнородные рифмы: прилагательные рифмуются с местоимениями, существительные с прилагательными, глаголы с существительными , наречия с прилагательными, существительные с наречиями.
Кольцевая композиция подчеркивает беспросветное будущее поколения («Его грядущее иль пусто иль темно» — «И прах наш с строгостью судьи и гражданина / Потомок оскорбит презрительным стихом…»). Мысль о бездействии поколения (единственное действие — приближение к смерти), переданная в той или иной форме, оказывается замкнутой. Глубокий элегизм поддержан падающим ритмом, создаваемым укороченными стихами и последовательным уменьшением ударений в стихе — переходом от шести стопного ямба к пяти и четырех стопному.
Личную трагедию Лермонтов осмыслил и как трагедию поколения. Уже в первом стихе («Печально я гляжу на наше поколенье!») лирический герой («Я») становится частью «обличаемого» целого («наше»): все, что присуще поколению, присуще и лирическому герою. Однако этому противостоит энергия отрицания лирическим героем его поколения. Непокорность, непримиримость лирического героя прорывается в резко оценочных эпитетах, осуждающих все поколение («Перед опасностью – позорно малодушны,/ И перед властию — презренные рабы!»)
Лирический герой живет сразу в двух сферах: он находится в круге поколения и одновременно выходит за его пределы, осуждая своих современников. Двойной угол зрения автора проявляется в следующем: лирический герой оценивает ситуацию и извне («Я гляжу»), и изнутри («на наше»). Лирический конфликт состоит в контрастном сочетании порыва к борьбе и обреченности, чувства личной исключительности и переживания ее утраты. В финале оба конфликта уступают место историческому конфликту: потомок презрительно отвергает современное поколение. «Дума» становится «похоронной песнью» поколению и самому себе как его части.
Так в стихотворении «Дума» выразилась важная тенденция творчества зрелого Лермонтова, когда потерянность поколения в исторической жизни сопровождается ослаблением индивидуальности, личного начала, желания раствориться в поколении («Толпой угрюмою и скоро позабытый / Над миром мы пройдем без шума и следа»)
Снятие противопоставления лирического героя и «толпы», характерного для романтизма, означает переосмысление традиций. Поэтическая мысль «Думы» реализуется во внутреннем движении от элегической интимности печального размышления к мрачному трагическому обобщению, от высокой романтической ноты к скорбной и горькой иронии. Рядом с традиционной лексикой психологической и гражданской лирики, широко вводятся слова философского и эстетического содержания («познанье», «сомненье», «добру», «злу»), а также прозаизмы («не шевелят», «остаток», «касались»). Чем дальше развенчивается поколение, тем прозаичнее стиль, не лишенный, однако, ораторского воодушевления, резких оценочно-экспрессивных эпитетов. Характеристика поколения сопровождается все более крепнущими нотами осуждения, чувствами горечи и насмешки, иронии и сарказма. Бытовая окраска заключительных строф совпадает с наибольшей силой эмоционального осуждения.
Смена интонации и сочетание в «Думе» различных стилистических пластов обусловили своеобразие жанровой формы, отличной как от «унылой» элегии, так и от высокой обличительной сатиры. Совмещение философско-элегической медитации с иронией превращает стихотворение в «социальную элегию» — форму, специфическую для Лермонтова: «социальная элегия» поэта вбирает в себя нравственные, исторический, философические, политические стороны жизни «поколенья» в их психологическом преломлении. Равнодушие к добру и злу, осмысление высоких страстей, неспособность к жертве, иссушение ума наукой, малодушие перед опасностью, «угрюмость» и историческая никчемность, бесславие — все духовные муки и пороки поколенья восходят к скепсису, неверию, «бремени познанья и сомненья». Лермонтов не усматривает в сомнении и отрицании ни положительных ценностей, ни пути к истине. Позиция его в «Думе» такова: сомнение и отрицание бессильны и бесплодны, как и лучшие порывы души, не приводящие к каким-либо позитивным результатам («зарытый скупостью и бесполезный клад»), что и становится духовной бедой поколения.
Современники были потрясены тонами стихотворения, писали о лирическом «вопле», стоне души, об обличении в нем «черной стороны нашего века» и не могли не признать суровой и беспощадной, хотя и лиричной правды, заключенной в нем (В.Г. Белинский, В.Н Майков, Герцен)
Несмотря на голоса критиков, неосновательность субъективной оценки всего поколения, стихотворение вызвало громкий общественный резонанс, заставив «многих вздрогнуть». «Дума» создала в русской лирике жанровую особенность, проникнутую глубоким трагизмом, в которой поэт осуждает свое поколение при отождествлении себя с ними.
«Думы» А. Кольцова – своеобразные «философские» элегии, размышление об устройстве мироздания, о бесконечности вселенной, о познании мира – все, что так интересовало поэта.
В.Г. Белинский писал о думах А. Кольцова:
«В них он силился выразить порывания своего духа к знанию, силился разрешить вопросы, возникавшие в его уме».
Развивая мысли В. Белинского, А. Кольцов пишет:
Повсюду мысль одна, одна идея,
Она живет и в пепле и в пожаре;
Она и там – в огне, в раскатах грома;
В сокрытой тьме бездонной глубины;
И там, в безмолвии лесов дремучих;
В прозрачном и плавучем царстве вод глубоких,
В их зеркале и в шумной битве волн;
И в тишине безмолвного кладбища;
На высях гор безлюдных и пустынных...
«Мысль созданья» – всюду,
«Она одна царица бытия».
У А. Фета есть целый раздел в сборнике "Вечерние огни", озаглавленный "Элегии и думы".
Афанасий Фет, Элегия
Мечту младенчества в меня вдохнула ты;
Твои прозрачные, роскошные черты
Припоминают мне улыбкой вдохновенья
Младенческого сна отрадные виденья…
Так! вижу: опытность — ничтожный дар земли —
Твои черты с собой надолго унесли!
Прости! — мои глаза невольно за тобою
Следят — и чувствую, что я владеть собою
Не в силах более; ты смотришь на меня —
И замирает грудь от сладкого огня.
Цикл дум создал К. Случевский (1837 – 1904)
Константин Случевский, ДУМЫ:
1.
Да, я устал, устал, и сердце стеснено!
О, если б кончить как-нибудь скорее!
Актер, актер… Как глупо, как смешно!
И что ни день, то хуже и смешнее!
И так меня мучительно гнетут
И мыслей чад, и жажда снов прошедших,
И одиночество… Спроси у сумасшедших,
Спроси у них — они меня поймут!
2.
Да, нет сомненья в том, что жизнь идет вперед
И то, что сделано, то сделать было нужно.
Шумит, работает, надеется народ;
Их мелочь радует, им помнить недосужно…
А все же холодно и пусто так кругом,
И жизнь свершается каким-то смутным сном,
И чуется сквозь шум великого движенья
Какой-то мертвый гнет большого запустенья;
Пугает вечный шум безумной толчеи
Успехов гибнущих, ненужных начинаний
Людей, ошибшихся в избрании призваний,
Существ, исчезнувших, как на реке струи…
Но не обманчиво ль то чувство запустенья?
Быть может, устают, как люди, поколенья,
И жизнь молчит тогда в каком-то забытьи.
Она, родильница, встречает боль слезами
И ловит бледными, холодными губами
Живого воздуха ленивые струи,
Чтобы, заслышав крик рожденного созданья,
Вздохнуть и позабыть все, все свои страданья!
...
В переписке Брюсова и Коневского, относящейся к концу 1890-х — самому началу 1900-х годов, довольно часто идет речь о «думах» или «раздумьях» как лирико-философских размышлениях-стихотворениях, постулирующих пафос отвлеченной мысли. Валерий Брюсов создаёт разделы, в названии которых главенствует слово «Думы». С точки зрения Брюсова, структура жанра исторически изменчива: преображение содержания несет за собой трансформацию жанровой формы, и наоборот. Отнюдь не пытаясь воскресить старые жанры, Брюсов в своей книге демонстрирует исторический механизм обновления поэтических форм. Например, его «Элегии», насыщенные смелыми эротическими темами, заставляют читателя вспомнить элегии поэтов пушкинской эпохи, изображавших преимущественно высокую платоническую любовь. Та же эротическая проблематика доминирует в брюсовских «Балладах», которые русский читатель смог по контрасту соотнести, в первую очередь, с балладами Жуковского, лишенными названной тематической доминанты. Использование в целом ряде стихов «Urbi et Orbi» новых поэтических размеров (в первую очередь, дольников и верлибра) также призвано было обратить внимание на контраст между стихом классических жанров русской поэзии XIX века и изменением стиховых структур. При этом для Брюсова важен не только сам контраст, но и идея об извечном, постоянном обновлении поэтических форм. Классические названия жанров и структурное обновление стиха призваны доказать закономерность преемственности в поэзии: «декадент» Брюсов не предпринимает, по сути, ничего неслыханного, он продолжает делать то, что уже осуществляли неоднократно его предшественники, обновлявшие поэтический язык в предшествующие эпохи.
В первом издании «Urbi et Orbi» находим два раздела, название которых начинается со слова «думы». «Думы. Предчувствия» — так назван первый раздел (впоследствии он получит заголовок «Вступления», и тем самым поэт подчеркнет программный его характер). Другой раздел в первопечатной редакции брюсовской книги озаглавлен: «Думы. Искания». И в том и в другом случае подчеркнут тематический, а не жанровый характер заглавия. В последующих изданиях книги это второе заглавие сохранится, но с изменением: «Думы» (исчезнет вторая часть — «Искания». Таким образом, Брюсов подчеркнет в этом заглавии такой же условно жанровый характер, как и в заглавиях окружающих разделов. Состав поэтических единств и порядок расположения в них отдельных стихотворений впоследствии почти не изменится по сравнению с первопечатной редакцией «книги стихов». Эти циклы создают скорее не жанры, а тематический комплекс.
В большинстве последующих стихотворений раздела «Думы. Искания» изображаются самостоятельные, автономные «миры», в которых герой (и автор) видят воплощение идеи преемственности (родовой — в стихотворении «Habet ilia in alvo» (1902)) и культурной («Италия» (1902), «Париж», «Мир» (оба — 1903)).
Именно к осознанию законов культурной преемственности должен стремиться лирический герой, потерявший от непосильного груза знаний и женской любви путеводную нить. Ср., например, в стихотворении «Habet ilia in alvo»:
Ты охраняешь мир таинственной утробой.
В ней сберегаешь ты прошедшие века,
Которые преемственностью живы…
или в стихотворении «Париж»:
И эти крайности! — все буйство наших дней, —
Средневековый мир, величье страшных дней, —
Париж, ты съединил в своей волшебной чаше…
Приобщившись к мирам, сохраняющим в себе прошлое и объединяющим с ним настоящее, поэт побеждает интеллектуальную усталость и преодолевает интеллектуальные страхи (в стихотворении «Искушение» герой боится, что, попав в загробный мир, он по-прежнему будет стремиться к разгадке тайн существования, как и в земной жизни).
С идеей культурной преемственности связаны не только сюжет и содержание раздела, но и его форма.
Следует предположить, что Брюсов в анализируемом разделе отсылает читателя не только к каким-то конкретным стихам (Лермонтова, Коневского, Случевского и др.), озаглавленным «Дума», но к целым блокам стихов (сверстиховым единствам) в предшествующей поэтической традиции.
О разделе «Думы» как поэтическом единстве можно говорить и благодаря тонко продуманной автором структуре субъектного повествования. Большинство стихотворений в первой половине раздела написаны либо в третьем лице, либо от лица «мы», либо в форме обращения к «вы». Ближе к концу сверхстихового единства чаще появляется форма «я», что позволяет говорить о том, что именно структура местоименных форм способствует здесь обрисовке контуров лирического сюжета: лирический субъект освобождается от гносеологического пессимизма и вызванного этим упадка сил и сосредотачивается на собственных волевых действиях, призванных каким-то образом повлиять на уродливый, безобразный мир:
Где только крик какой раздастся иль стенанье —
Не все ли то равно: родной или чужой —
Туда влечет меня неясное призванье
Быть утешителем, товарищем, слугой!
<…>
Ему дан ум на то, чтоб понимать крушенье,
Чтоб обобщать умом печали всех людей
И чтоб иметь свое, особенное мненье.
При виде гибели, чужой или своей!
Сходное структурное образование находим и в поздней лирике Фета. В первом выпуске сборника «Вечерние огни» (1883), в формировании композиции которого, как считают исследователи, участвовал Владимир Соловьев, первый раздел называется «Элегии и думы». Фет сохраняет это заглавие и отчасти композицию раздела в списке, составленном им для собрания стихотворений в 1892 году. Думы и элегии не отграничены друг от друга, но ряд стихотворений в середине раздела отличаются от прочих своей стилистикой и тематикой. Эти тексты озаглавлены «Смерть» (1879), «Среди звезд» (1876), «Ничтожество» (1883), «Не тем, господь, могуч, непостижим…» (1879). Лирический субъект размышляет в них о месте человека в структуре вселенной, его познавательных возможностях и потенциях. «Я» здесь не столько выразитель эмоциональных состояний, сколько субъект, рефлектирующий об ограничениях в законах человеческого восприятия и мышления. Однако в этих стихотворениях преобладает почти что мажорная тональность: автор подчеркивает внутреннюю силу, а не слабость лирического субъекта, сосредоточиваясь, в первую очередь, на его интеллектуально-волевых возможностях, которые затмевают своим значением замкнутость человеческого кругозора. В двухтомнике «Лирические стихотворения» (1894), изданном после смерти Фета, количество подобных стихотворений в разделе «Элегии и думы» увеличивается. Ср., например, стихотворение «Смерти» (1885), где идет речь о возможности победить смерть мыслью, пока она еще не пришла. Это относительная победа, но лирический субъект испытывает от нее удовлетворение:
Еще ты каждый миг моей покорна воле,
Ты тень у ног моих, безличный призрак ты;
Покуда я дышу — ты мысль моя, не боле,
Игрушка шаткая тоскующей мечты.
Таким образом, сделанные наблюдения позволяют заключить, что смысловые интенции и композиция брюсовских программных разделов в «Urbi et Orbi» во многом продолжают и варьируют уже существовавшие в русской поэзии сверхстиховые единства с тем же заглавием — «Думы», которые и послужили строительным материалом для формирования поэтического единства более высокого уровня — символистской «книги стихов». Название «Думы» в брюсовской книге стихов призвано подчеркнуть высокий интеллектуализм лидера русского символизма и пафос рационального делания нового (активно устремленного к будущему) поколения литераторов.
__________
Мы конечно не будем представлять на конкурс циклы стихов, где можно применить и развить всё выше сказанное. Но и в одном произведении можно выделить части, которые композиционно могут решить задачи развития сюжета, или состояния/переживания ЛГ.
Одно можно подчеркнуть, преемственность жанров предполагает развитие и существенные изменения в композиционном построении лиро-эпического сюжета.
ИТАК, ПОДЫТОЖИМ, некоторые выявленные особенности ЖАНРА ДУМА:
• Психологическое состояние литературного героя в какой-нибудь значимый исторический момент жизни - важная задача, стоящая перед автором. Прослеживается тенденция или упадничества, глубокого трагизма, вызванные разочарованием, либо поиска выхода и осознания человеческих ценностей, роли искусства, к примеру.
• Возможно в начале ЛИРИЧЕСКОЕ описание пейзажа, который настраивает на определённую волну переживаний литературного героя. Вой ветра, рёв моря, шелест листвы и т.д.
• Возможна разновеликость строф (к примеру, шестнадцатистишие, восьмистишие, двенадцатистишие) и длины самой строки, в зависимости от настроения и сюжета. К примеру: глубокий элегизм поддерживается падающим ритмом, создаваемым укороченными стихами и последовательным уменьшением ударений в стихе — переходом от шести стопного ямба к пяти и четырех стопному.
• Возможно построение кольцевой композиции, подчёркивающей безысходность и переживания ЛГ
• Возможно наличие пафоса и резких оценочных характеристик, близких к сатире
• Резкие переходы от высокой романтической ноты к скорбной и горькой иронии.
• СМЕНА структур местоименных форм способствует обрисовке контуров лирического сюжета. Переход в частях обращения от первого лица к - третьему, к примеру.
• Наличие обобщений во второй, после описательной, части. Обращение от лица всего поколения, отождествление ЛГ с ним.
• Желательная разнородность рифм, подчёркивающая сложность и разнообразие, включая и великолепие, которое можно найти всегда и во всём!
Удачи и вдохновения!
По форме и системе стихосложения поэтическое произведение может быть любым! Никаких ограничений!
******************************************************
Итак, на этот конкурс будут приниматься стихи, ОПУБЛИКОВАННЫЕ в СЕНТЯБРЕ 2022-го года на сайте Стихи.ру, относящиеся к ЛЮБОМУ РАЗДЕЛУ "ЛИРИКИ" или "ИРОНИЧЕСКИЕ СТИХИ"!
Другие стихи приниматься не будут. Объём произведения - без ограничений!
Наш конкурс, по определению, лучшего стихотворения, написанного в ЖАНРЕ ДУМА, ОПУБЛИКОВАННЫЕ В СЕНТЯБРЕ, и не в каком другом месяце ранее! Будем внимательны и проявим уважение к другим участникам. Все в равных условиях.
Автор может предложить только ОДНО своё лучшее произведение в этом жанре опубликованное в СЕНТЯБРЕ 2022 года. Будем внимательны! Принимаются стихи СЕНТЯБРЯ, написанные до начала открытия статьи конкурса, если автор уверен в соответствии требуемому жанру
Внеконкурсная ветка стихов не предусматривается.
Ненормативная и бранная лексика запрещена. Чёрный юмор - не наш стиль. Стихи призывающие к разжиганию межнациональной и религиозной розни, а также откровенной злобной критики политического содержания будут отклонены. Соблюдайте тактичность в рамках жанра! Не забываем, что наш проект Метаморфозы жанра, поэтому возможны новые открытия и неожиданные ракурсы! Дерзайте, поэты! Время позволяет!
Порядок заявки:
Имя автора - название стихотворения - ссылка.
Это необходимый минимум. Желательно в одну строку.
Приём стихов будет осуществляться до конца СЕНТЯБРЯ. Затем 1 ОКТЯБРЯ 2022 года будет объявлено голосование. Авторы, которые уклонятся от участия в голосовании, к следующему конкурсу не будут допущены.
Премиальный фонд конкурса:
1-е место - 500 баллов,
2-е место - 400 баллов,
3-е место - 300 баллов,
4-е место - 200 баллов,
5-е место - 100 баллов.
(количество призовых мест будет определено в зависимости от количества участников)
Желаем всем успеха И ВДОХНОВЕНИЯ для самовыражения и особого раскрытия своего поэтического дарования!
БЛАГОДАРИМ наших спонсоров! Благодаря их щедрости мы имеем возможность осуществлять наши проекты.
**
Если ведущая не сразу отвечает по вопросу приёма произведения, это не означает, что с произведением что-нибудь не так. Значит, компьютер со всеми документами не рядом. Подождите, пожалуйста, в течении 2-х суток Вам обязательно ответят! Не стоит удалять заявку!
Ведущая и автор проекта Татьяна Игнатова