В тенистый парк спускался вечер,
Но как кипела жизнь вокруг!
Я слышал пламенные речи
Младых людей и их подруг.
То вились, то ломались скрепы
Их первобытно-пылких чувств,
То поцелуй то мат свирепый,
Стекали лавой с юных уст.
От слова рушились святыни,
А поцелуй звучал впотьмах,
Как медь торжественной латыни
На святотатственных устах.
Залив неведомое горе
Житейских бурь, уйдя в тираж,
В кустах, как в гробе Теодорих,
Лежал подвыпивший алкаш.
А с листьев тополя, без счёта,
Вечерний свет, в тот самый миг,
Сползал, как будто позолота,
Со стен равеннских базилик.
Девица в белом, словно фея,
Шла в окруженьи странных лиц,
Был чёрный взор её чернее,
Чем даже тушь её ресниц.
И я подумал: ёлы-палы,
Ведь вижу я, что видел Блок!
Уж не самой ль блаженной Галлы
Чудесный взор меня прожёг?
Она, как будто в усыпленьи,
Плыла по сумраку аллей,
И шум царящего смятенья
Не доходил до слуха ей.
Не дым курительных приборов,
Не гул докучливой молвы –
Печаль о невозвратном море
Клубилась вкруг её главы.
А прочих веселило пиво,
Аккорды брякали вдали,
И женский голос пел тоскливо
О неприятностях в любви.
Немая ночь с угрюмым видом
Спускалась с звёздных рубежей,
И мне казалось: глас Плакиды
Пел о скорбях земных страстей.
И жизнь казалась длинной-длинной,
И странно ночь была нежна,
И Данте с профилем орлиным
Смотрел туда, где шла война.