По крыше - солнца резвые шаги,
меняет осень шёлк зелёных платьев.
Ты можешь всё, но только не беги
от слов моих и от моих объятий.
Ты можешь всё: и петь, и горевать,
смеяться, и дразниться эпатажно,
но, умоляю, только не утрать
свою любовь к корабликам бумажным.
Я заклинаю: только не споткнись,
спускаясь по ступеням минарета.
Прошу: не позабудь, не отрекись
от взбалмошного, ветреного лета.
Я - следом, неотступна, словно тень,
тревожней, чем гудок автомобильный,
и, превращаясь в тучу каждый день,
боюсь пролиться влагою обильной.
Девичьих слёз внезапная река -
и грубое становится нежнее.
Ах, если б только знать наверняка,
мой милый ангел, что тебе нужнее.
В груди моей неясное саднит
и ноет одинокое в желудке,
но с губ сухих - сплошные незабудки,
чтоб ты не догадалась как болит.
Я буду пить заоблачную синь,
делить беду и радостью делиться,
но, умоляю, только не покинь
постылой клетки, маленькая птица!
И этой неподъёмною тоской,
стремящейся, как поводок, наружу,
твой строгий взгляд я не обезоружу,
как не нарушу временный покой.
Я окунаю мокрые глаза
в ночной кисель печальных сновидений,
и маюсь в давке споров и сомнений:
"смогу ли что-то важное сказать?".