Лето уходит, оставляя запах
гари и трупы птиц.
По дороге скошенная трава,
которую некому разгрести.
Говорят, так мало нынче в Подмосковье русских,
что мы сломали русскую деревню.
Да, это так. Вдоль дороги старики
стоят, как привидения,
то есть привидения, как старики стоят.
Лето уходит, а лес разграблен,
как мой опустевший дом.
Всё, что я потерял в квартире,
здесь — перевёрнутое вверх дном.
Осенью лес мне напоминает о смерти,
как выпотрошенные кресла,
как пятна алые в пустом луна-парке,
где дочь у соседей исчезла.
Лето ушло, а мода из детства
останется в этих домах.
Я не уверен, что узнаю соседа,
но уверен, что узнаю впотьмах
в штанах из моего детства,
из моего гардероба.
Мне нравится девушка, одетая чтобы
остановить моё вымирание
или сердце.
Сегодня у магазина
у неё кинопроба на раздевание
или бегство.
Лето вернётся, как возвращаются
воды, как возвращаются воды
моей реки.
То есть они стоят, и возвращаются,
как повершенные враги —
в гробах в другие деревни.
Мне захотелось ночью тайком
проследить за девушкой в русском селении.
Привидения в сущности — грустные люди.
Она подводит глаза,
как будто говорит с привидениями.
Мне нравится, что здесь на природе
все думают о чём-то своём.
Твоя смерть в России не вызывает эмоций,
как бездарный художественный приём.
Моя мама плачет по осени
и тусит на даче отца.
Говорят, старики заперты в осени,
для них она не кончается.
Вечером у магазина
долго никого нет.
У Девушки с кинопробы
в руке железнодорожный билет.
Она так похожа на осень,
уходит почти раздетая.
Она думает, что говорит с мёртвыми,
а это я, это я...
говорю с ними всё лето.