– Ой, ты посмотри, какая прелесть! – воскликнула мама, глядя в направлении папиного уха. За ухом на белой стене изящно изгибался резной каменный листок.
Мы стояли на открытой галерее дворцового павильона в Ораниенбауме, и там вся архитектура изящно изгибалась, даже простые подоконники. Ну да: на вид подоконник вроде прямой, а присмотришься – край у него плавненько так подворачивается, а из-под него каменные цветочки-завиточки, усики-хвостики. Усложняли, короче, себе жизнь строители. Но красиво. Рядом со мной как раз был такой подоконник, и я думал, как бы на нём посидеть, а то все ноги уже себе отходил на экскурсии.
– Какая там прелесть? – спросил папа, поворачивая голову.
– Не шевелись! Ты его спугнёшь!
Папа послушно замер, не довернув голову до прелести. Мама судорожно искала в сумке телефон.
Я заинтересовался, оторвался от подоконника.
– Тихо! Не делай резких движений! Ах, зачем я его в сумку сунула…
Наконец, она выловила телефон и на что-то его навела.
– Есть! И вот так ещё! И поближе…
– Ну можно мне тоже посмотреть? – взмолился папа. У него устала недовёрнутая шея.
– Только осторожно… Давай, освободи мне место, я хочу его спереди снять.
Папа отошёл на полшажка, медленно повернулся. Я тоже переместился поближе.
На белом каменном листике сидел кузнечик.
– Ух, здоровый какой! Может, это саранча?
– Нет, кузнечик, – сказал папа. – Просто очень взрослый. Матёрый.
– Пенсионер, – пошутил я.
Мама, наконец, нафотографировалась и сунула телефон в сумку. Теперь мы втроём смотрели на кузнечика. Кузнечик сидел спокойно. Смотрел на нас или нет, непонятно.
– Что это он не двигается? Странно, – заволновалась мама через некоторое время.
Мне пришло в голову, что кузнечик, возможно, думает о нас то же самое.
– Сейчас задвигается.
Папа медленно протянул к кузнечику палец.
– Ой, только пусть прыгает не на меня! – всполошилась мама. Я тоже на всякий случай отодвинулся.
Но кузнечик прыгать не стал. Он вообще не шевельнулся. Папин палец был уже у его передних ног, а ему хоть бы что! Может, решил, что по листку ползёт толстая загорелая гусеница. Может, думал, раз листочки-цветочки тут такие странные, то и гусеницы не как в нормальном лесу. Может, считал, что…
Тут кузнечик очнулся, поднял ногу – и полез на гусеницу. На папин палец, то есть.
– Ой, зачем же я телефон в сумку убрала!
Мамина рука снова бросилась на поиски телефона. Остальные части мамы сохраняли полную неподвижность, потому что кузнечик на пальце – это вам не кузнечик на листике, и потерять такой кадр из-за безответственного шевеления было нельзя.
Кузнечик залез на палец и снова замер.
– Ну как? – спросил я папу.
Папа промолчал. Он, по-моему, даже дышать перестал. Тоже чувствовал ответственность.
К счастью, телефон ещё не успел качественно спрятаться. Мама достала его осторожным движением, как сапёр во время разминирования, навела на объект.
– Щёлк! – сказал телефон.
Кузнечик повернул голову.
– Щёлк-щёлк!
Кузнечик поднял ногу.
– Щёлк-щёлк-щёлк!
Кузнечик вернул ногу на место и поднял другую.
– Он позирует! Он, точно, позирует! Как модель! – закричала неподвижная мама в восторге.
Не знаю, сколько мама сделала фотографий, но не меньше, чем когда свои торты фотографирует. Всегда приходится долго ждать, пока тебе отрежут кусочек. Наконец, она снова опустила телефон в сумку и сказала:
– Слушай, ты ему явно понравился. Он поэтому и не упрыгивает. Хочет с тобой подружиться.
Я внимательно посмотрел на кузнечика и подумал, как это здорово. Со мной во дворе хотел подружиться один кот, я его Флинтом назвал, как пирата, но мама дружбу не поддержала – сказала, коты прыгают на занавески, таскают еду со стола, и вообще – она, мол, не кошатница. Как будто кот хотел дружить с ней. Мы с котом, конечно, и так подружились, но контрабандно. Я стал в школу двойную порцию завтрака брать. Мама не против, даже радуется моему аппетиту.
Но кузнечик – другое дело. Во-первых, он хочет подружиться с папой. Во-вторых, можно купить ему большой аквариум, чтобы не прыгал на занавески. Траву там всякую посадить, освещение наладить. В-третьих, у нас у половины класса кошки, у второй половины собаки, ещё есть два хомяка и у Сидорова коллекция бабочек, от дедушки досталась, но вы же понимаете, что такое коллекция бабочек? Вот именно. А тут живой кузнечик. Тем более такой большой.
– Надо его как-то назвать, раз дружить будем, – сказал я.
– Кузя! – сказала мама.
Ага, конечно. Кузя. Да в любом мультфильме если кузнечик, то Кузя. К тому же он пенсионного возраста.
– Кузьма, – сказал папа.
Лучше Кузи, конечно, но всё равно не то. Кузнечик тоже как-то отрицательно повёл головой и посмотрел на меня – ждать помощи было больше неоткуда. Я сосредоточился, и тут осенило:
– Кузьмич! Вот он кто!
И всем сразу стало ясно – конечно, Кузьмич!
Довольный кузнечик уселся поудобнее и приветственно помахал передней ногой.
Мама снова полезла за телефоном, а я стал решать проблему кормления Кузьмича. Что кузнечики вообще едят? Продаются ли специальные корма? Существует ли Союз заводчиков кузнечиков или Общество кузнечиководов, где можно что-то об этом узнать?
– Я вообще-то немного устал стоять с протянутой рукой, – подал голос папа.
– Да, меня эта неподвижность тоже беспокоит, – отозвалась мама. – Кузнечики должны прыгать. Может, он больной?
Папа надулся и вообще стал как статуя.
Я временно оставил проблему кузнечикового корма. Ветлечебниц сейчас полно, но есть ли там специалисты по пожилым кузнечикам? А он ещё и из дикой природы, значит, прививать придётся, это уж точно. Но ничего, что-нибудь придумаем. Сосед недавно стрижонка подобрал – тот, наверное, из гнезда выпал. Сам у него помощи попросил – не сосед у стрижонка, конечно, а стрижонок у соседа. На штанину его сел, коготками вцепился, вот прямо как наш Кузьмич в папин палец. Ну и помогли ветеринары, объяснили, как кормить, как выхаживать. И Общество нашлось стрижеводов или там стрижеведов, они ему каждый день писали, советы давали. Летает сейчас стрижонок вовсю, вернулся в дикую природу. Соседа, наверное, каждый день благодарит – на каникулах-то мне завтракать приходится дома, так что у Флинта с едой перебои.
Я решил Кузьмичу про стрижонка не рассказывать – вдруг он решит, что наш дом не самое безопасное место, раз там птиц выхаживают. Неизвестно ещё, где сосед брал корм… Я просто посмотрел на Кузьмича очень уверенным взглядом, чтобы он понял – волноваться за завтрашний день не придётся. И он понял.
Внезапно раздались громкие голоса, и из-за угла вышли три толстые женщины, так что в галерее сразу стало тесно. Пока они по одной протискивались мимо неподвижного папы, кузнечик смотрел на них неодобрительно, но с места не трогался. Я восхитился – надо же, какая выдержка! Толстухи безо всякого стеснения взгромоздились на подоконник и стали обмахиваться путеводителями.
– Что это вы, мужчина, растопырились тут, как Аполлон Бельведерский? – сварливо заговорила одна из них.
– Извините, – стал оправдываться папа, – это я чтоб не спугнуть кузнечика. Устроился у меня на пальце и сидит позирует – хоть так его фотографируй, хоть этак.
Тётки немедленно побросали путеводители и полезли за телефонами.
– Не можем дальше осматривать павильон, представляете, ждём вот, пока он насидится, – продолжал папа, – такой удивительный кузнечик, прямо совсем ручной. Хотите, могу его кому-нибудь подарить…
Я похолодел, открыл было рот, но меня опередили.
– Подарите мне – моя фамилия Кузнецова.
Средняя тётка сползла с подоконника и требовательно протянула руку. Папа любезно улыбнулся и стал поворачиваться кузнечиком в её сторону.
– Ах! – взвизгнули вдруг толстухи в один голос.
– Ой! – воскликнула мама.
– Нет! – закричал я.
Это Кузьмич как сиганёт с пальца на перила галереи! А потом с перил на лестницу! А дальше в розовые кусты – там вокруг крыльца целые заросли. Не пенсионер, значит…
Папа не кричал, только растерянно смотрел на свой палец, где секунду назад сидел Кузьмич. Руку держал всё так же на отлёте, хотя теперь можно было и опустить.
– Ну что ж вы его сфотографировать не дали! – наседали на папу тётки.
Я посмотрел на маму. Мама посмотрела на меня.
– Как же так – подарить, мама, – сказал я тихо. – Мы ведь уже подружились...
– Ах! – неожиданно воскликнула мама. – Какая прелесть! У тебя на плече бабочка! Не шевелись, а то спугнёшь!
И мамина рука бросилась в сумку за телефоном.