Когда тоска, схватив за воротник,
покажется кислее лунных ягод,
к вам жёлтый Ангел спустится на миг,
чтоб крыльями освободить от тягот.
Он будет в гриме Черного Пьеро,
язвительным, как век на нас глядящий,
и сто гирлянд парижского метро
исполнят танго жизни уходящей.
И никого опять не будет жаль,
захлопнет машинист врата ковчега,
и сквозь ресниц блестящую вуаль
проступит лик Серебряного века.
И будет снова русское саднить
в грассированной дикции маэстро,
а жёлтый Ангел как метель кружить
под звуки позабытого оркестра.
Век двадцать первый, потеряв лицо,
мелькнёт трамваем за стеклом снаружи,
и, на Пьеро накинув пальтецо,
пошлёт его искать родные души...