На творческий конкурс Таланты народные!

Валерий Буслов
         БОЛОТНОЕ      

Болотное, скорее, - это плод

Осоковой интимности болот.


Молва гуляет по устам ветрил:

"Болотникова отрок не забыл!"


Но даль седая, возразив, рекла:

"Болотка здесь резвилась и текла".


Тут и архив вмешался, наконец:

"Повел Болотный город под венец".


Но я скажу, Душою не кривя:

"Болотное есть Родина моя!"


          ВСЁ ДЕЛО В ПРОСТОТЕ

 На перепутье нескольких дорог,

Как странник, над сомнениями бьётся

России неприметный городок,

Болотным что с рождения зовётся.


Какой для изыскательства простор -

Глубинную понять первооснову,

Чтоб, отвергая вымышленный вздор,

Вернуть доверье Имени и Слову.


Ведь соль по сути вся в сибиряке:

В характере и помыслах народа,

Что заложил село не на реке,

А где Душе откликнулась природа.


Что думал он, теперь нам не узнать,

За толщей лет не разглядеть причину,

Которая позволила назвать

Болотным бытования картину.


Мне кажется, всё дело в простоте:

В стремлении не усложнять земное

И в Имени, как в зеркале-холсте,

Запечатлеть знакомое, родное...


Что, может быть, принёс из далека

Первопроходец, каторжник, бродяга...

Ведь в сердце неизбывная тоска

Живёт у всех о Родине, однако.



            С ЧЕМ СВЯЗАНА СУДЬБА

С Московским трактом связана судьба,

А иначе - с обычною дорогой,

Что повела с рождения тебя

И сделалась надеждой и тревогой.


Все было так: езжали ямщики,

Заглядывая в это поселенье:

Ведь экономней, если "напрямки"

С возможностью постоя без сомненья.


"Встречь солнцу" шёл, осваивая даль,

Волной из-за Урала люд бродячий,

А следом уж бежала магистраль,

И паровоз с дыханием горячим.


Кипела жизнь. Болотное росло

И в летопись истории врастало…

В "год перелома" городом село

Не для словца: для будущего стало.


Два века в биографии твоей,

Что миг один у соловьиной трели.

И вот сегодня грянул юбилей,

Как высоко взлетевшие качели.


              САБАНОВКА

"И Русь стоит, пока живет село!
А без села не станет и России!"
         Александр Верин

Дошедшие до нас первоначальные сведения о Сабановке содержатся в школьной тетрадке по правописанию 1960 года выпуска. Она хранится в отделе архивной службы администрации района, центром которого является городок Болотное (фонд 20).

В повествовании под общим названием «Историческая справка Мануйловского
сельсовета» последовательно рассказывается об истории возникновения населенных пунктов Мануйлово, Верхотурово, Сухиново, Терск, Савиново, Баратаевка и Сабановка.

Автор о себе не оставил никаких сведений, но по аккуратному, разборчивому почерку можно судить, что это был грамотный, широкого кругозора пожилой человек из местных.

Запись произведена либо в конце 1960 или в самом начале следующего года, так как 15 апреля 1961 года решением №137 Болотнинского райисполкома (фонд 2, опись 1, дело 157) «колхоз «Новый городок», в который входили жители Сабановки, был ликвидирован и присоединён к Птице-совхозу «Болотнинский». Об этом повествователь, упоминая о колхозах «Ударник» и «Новый Городок», еще не знает в силу того, что данный исторический факт преобразования пока не состоялся.

Само поселение, которое расположено в одиннадцати километрах южнее города Болотное, основано в ходе столыпинских реформ в 1907 году. «Наименование, как сообщает справка, произошло от фамилии Сабанов, который первый прибыл по переселению в Сибирь».

В том, что фамилия первопоселенца приобрела топонимическую значимость, нет ничего странного, а наоборот, утверждает Ида Александровна Воробьева в своей книге «Язык Земли. О местных географических названиях Западной Сибири», идет в русле общепринятой тенденции начала двадцатого столетия, когда «во времена частной собственности на землю, многие реки и озёра, поля и луга, пригорки и ложбины, а также населенные пункты назывались по хозяину, владельцу…»

Правда, в сохранившейся похозяйственной книге за 1940-1942 годы среди сабановцев нет селян с приблизительными по звучанию фамилиями. Это обстоятельство наталкивает на мысль, что первооснователь был зажиточным хозяином и в результате революционной ломки подвергся или репрессиям, или высылке.

В «Исторической справке» (фонда 20) сообщается, что «с момента возникновения поселения люди занимались в основном сельским хозяйством: пахали землю до 1908 года сохами под названием «мужичок и женка» и сабанами, а после – плугами».

Правда, Николай Федосович Друзик, бывший учитель из деревни Терск, утверждает, что сибирские просторы сабан не знали, так как почвы здесь были не в пример европейским чернозёмам. Но некоторые источники свидетельствуют, что это пахотное приспособление все-таки перешагнуло Урал. Например, Глеб Иванович Успенский в своем очерке «От Оренбурга до Уфы», который был опубликован в середине 1889 года, упоминает сабан в качестве уже устоявшегося варианта начала хозяйствования на земле. А вот в очерках истории Томской области, которые были изданы в 1968 году, уже прямо говориться: «По свидетельству современников, для поднятия одной десятины целины крестьянину нужно было иметь не менее четырех-пяти лошадей, тяжелый деревянный плуг, так называемый «сабан», и не менее пяти пар рабочих рук…»

Из описаний тюрского слова «saban», которое мы находим в разного рода словарях, известно, что это орудие сельскохозяйственного производства, название которого произошло от весеннего «праздника перед яровой пашней».

Русский сабан – это «деревянный плуг примитивной конструкции с металлическими режущими частями: двумя лемехами и деревянным отвалом». Более детальное и подробное описание этого земледельческого инвентаря можно найти в четвертом томе «Толкового словаря живого великорусского языка» Владимира Ивановича Даля. В нем, в частности, говорится, что «сабан тянется припрягом, передком для запрягу двух-шести лошадей, или четырех-восьми волов».

В другом значении это слово употребляется для названия «козел или подмостки пильщиков» и в словосочетании «сабанная дорога», то есть просека, расчищенная для вывоза леса».

Таким образом, мы в какой-то степени установили, что топонимика нашего населенного пункта Баратаевского сельсовета в большей мере произошла не от инвентаря сельскохозяйственного происхождения, а скорее от фамилии переселенца Сабанов или Сабанеев с западной части России, который и стал основателем Сабановки.

Но так ли было на самом деле и кто этот крестьянин, который отправился в Сибирь в поисках птицы-счастья, наши фонды не имеют никаких сведений. Поэтому, чтобы узнать об исторических истоках образования Сабановки поподробнее, необходимо обращаться к материалам старейшего Томского архива.

О самом же поселении из справки известно, что в 1921 году была построена школа, а в тридцатом организован колхоз «Путь ударника», посевная площадь которого составляла сто тридцать два гектара. В распоряжении же самих сельскохозяйственных тружеников тракторов не было, а имелось шестнадцать лошадей, две дойные коровы, девятнадцать овец. В 1940 году в Сабановке проживало 153 человека, из которых шестьдесят семь детей. Они владели восемнадцатью коровами и двадцатью тремя овцами.



                МАНУЙЛОВО

            
С детства зацепилось в моей памяти воспоминание о моем прадедушке по отцовской линии Явтухе Степановиче Кохно, который был одним из основателей деревни Терск. Так вот, кто не спросит: «Сколько тебе дедушка лет?», то в ответ обязательно всегда слышит одно и то же: «Сто». Уже никто и не помнит, когда оно началось это «сто», а Явтух все равно твердит свое: сто да сто…

Так, наверное, и с деревней Мануйлово, о которой в местной школьной справке указано, что поселению триста лет, а на самом деле – поди разбери, сколько. Когда среди всех прочих старожилов советского времени осталась такая малость, что их просто-напросто пересчитать можно на пальцах одной руки, а от того далекого, допотопного, даже и легендочки не донеслось, не сохранилось. Знаем только, что поселение когда-то (то ли попервоначалу, то ли еще как-то) называлось Сизино (фонд 20 администрации архивной службы Болотнинского района), и на этом наши знания обрываются. Правда, дошло еще то, что «Сизино» - это прозвище. Но чье и с чем или с кем оно связано – ни гу-гу. Даже наш, в свою бытность, кривояшинский краевед Мануйлова Анна Васильевна по этому поводу не могла ничего сообщить дополнительно, но зато о более позднем названии ее глубокая память сохранила несколько интересных моментов. И не только о том, что топонимика этого населенного пункта связана с фамилией старожилов Мануйловых, но и о том, что где-то на западе России во время Великой Отечественной войны было поселение с аналогичным названием. Так как кто-то из фронтовиков, вернувшись на родную землю, в Сибирь, живым, рассказывал, что участвовал в освобождении от немцев Мануйлова.

Так что, чем Бог не шутит, есть еще шанс у любознательных историков выявить кое-что интересное, если уж не о самом Сизине, то в крайнем случае о Мануйлове, которое начало бытовать, как название деревни, с 1892 года. С тех пор вот уже более сотни лет поселение так и называется. Нельзя сказать, что среди больших сизинских разветвленных семейств Шелковниковых, Коурдаковых, Таскаевых, Болотовых не было более достойных, но все по жизни сложилось именно так, что лишь только фамилия Мануйловых навечно закрепилась в топонимике этого поселения.

Стержневой основой Мануйлова, как это обычно бывает в деревнях, являлась улица, от которой по правую и левую стороны ответвлялись переулочки. Они по свидетельству Анны Васильевны Мануйловой, не имели названия. В связи с этим возникает закономерный вопрос: как все-таки ориентировались в таком многолюдном становище? Нынешним поколениям подобная бескоординационность, если и воспринимается как-то, то считается неразумной, во всяком случае, нелогичной.

На самом же деле в этом скрывался удивительно глубокий смысл, который заключался в том, что все селяне с самого малолетства через систему родственных связей знали внутреннюю скрытую структуру своей деревни, то есть, кто, где живет. А пришлым: бродягам, странникам, перехожим каликам и разного рода гостям – приходилось справляться по тому или иному вопросу, тем самым невольно оставляя в памяти встречных жителей-крестьян «зарубки» о себе или о том, к кому и зачем они пожаловали.

И все же жители поселения не обходились без ориентировок внутреннего пользования, которые в их системе родовой кодировки имели такую степень защиты, что наши дешифровальщики запросто бы «поторяли голову». Вот почему мы со своим ложным представлением о сельском мире ничего не понимаем в легендах, не говоря уже о мифах…

Здесь важно отметить то, что у чалдонов – коренных жителей Мануйлова – многие топонимические названия местного значения шли от отчества (по воспоминаниям Анны Васильевны Мануйловой, как только человек становился самостоятельным – сын отделялся от отца – его сразу начинали величать по имени-отчеству).

До революции в Мануйлово насчитывалось более двухсот домов. По социальному статусу жители деревни делились на зажиточных, середняков, бедняков и батраков. К зажиточным относились семьи, в которых наличествовало более пяти-шести лошадей, столько же коров, много овец и другой живности. Они держали батраков. Таких хозяйств по свидетельству И. Таскаева было шесть-десять процентов. Середняков имелось подавляющее большинство: процентов семьдесят-восемьдесят. В данных хозяйствах было три рабочих лошади, две-три коровы и пятнадцать-двадцать овец. Свиней держали очень мало. Бедняки имели одну лошадь, корову, две-три овцы. У батрака были только собственные руки да в собственности плохонькое жилье. В основном эта социальная категория бытовала и столовалась у хозяина, к которому нанималась на всевозможные работы. Незначительной прослойкой были ремесленники: кузнец со своей кузницей; скорник-портной, который шил шапки, шубы, дохи; овчинник, выделывавший овчины, звериные и собачьи шкуры. Имелся и мельник. Он владел собственной мельницей на речке. Пруд прудили всем обществом. Мельница работала по мере накопления воды и после сбора урожая.

В Мануйлове действовал принцип самоуправления. Был староста и писарь. Староста избирался всем обществом на сходе, а писарь нанимался. Старожилы помнят, что в деревне более четверти века в писарях ходил Коурдаков Дмитрий Михайлович.

За сбором налога (подати) следил староста, учитывал писарь. Налог был натуральный в виде зерна. Так жила патриархальная деревня.

Если ехать в юго-западном направлении от Болотного, приблизительно в километре от федеральной трассы М-53 Байкал, влево от савиновской дороги, ответвляется старая мануйловская дорога, которой уже перестали пользоваться. Так вот, в этом месте находился Поповский надел (поля священника из районного городка), небольшая речка с поэтичным названием Илескина, русло которой, извиваясь, терялось в заболоченной низине, Гордеевнин лог – от отчества Гордеевна (видимо, женщина долгое время была вдовой, раз закрепилось ее отчество, а не мужнино). Здесь же был Антонов дом во втором Заречье, который перевезли из деревни в поле и там во время весенне-осенних работ обычно ночевали; мост через речку Лебяжья, где по вечерам встречалась местная и савиновская молодежь и под гармошку устраивала танцы до утра.

Само Заречье было известно тем, что в его пределах, на пасху, молодежь выбирала ровную площадку, привозила солому, чтобы удобно было сидеть, вкапывала в землю столбы и мастерила качели, на которых обычно по очереди, взлетая, «доставали небо» парень и девушка.

По этому поводу секретарь партийной ячейки Базейкин (мануйловцы меж собой именовали его Бадейка), присланный из округи, потрясая указательным пальцем, остерегал сельчан: «Враг не дремлет!» Он слыл строгим и требовательным руководителем. Но народ к этому относился философски спокойно: с него требовали, и он требовал.

В сторону Баратаевки было место, где речка   промыла берег до   глины, поэтому его называли Красноглинок. Далее следовал глубокий, но небольшой омут, а затем – обрыв и плотина с Кочетовой мельницей (по фамилии владельца), которой пользовались единоличники. Труженики коллективных хозяйств предпочтение почему-то отдавали корниловской мельнице.

Как много было связано с Кочетовой мельницей в воспоминаниях Мануйловой Анны Васильевны. И действительно: место живописное, ягодное… Заросли хмеля и лабазника. Если девчата собирались за хмелем и ягодами, то обязательно отправлялись к Кочетовой мельнице. У самой плотины отдыхали. Бывало, здесь часто в начале лета готовились к экзаменам ученики старших классов.

Купались недалеко от мельницы. Подростком Анна Васильевна боялась не только подплывать, но даже и подходить к плотине. Ей мерещились там русалки.

Недалеко от Кочетовой мельницы произрастал цветок Марьин корень. Из-за темно-синих семян его еще называли селяне Марьины орешки. Из них и ягод шиповника девчонки делали себе бусы, которые в простонародье назывались «гагадки».

Когда едешь из деревни Баратаевки в Мануйлово, то с левой стороны за местечком, которое почему-то называли Шалай, нельзя было не заметить огороженный штакетником колодец-журавель, который, как памятник далекого векового прошлого, невольно притягивал взгляд своей натуральной старинно-сказочной экзотичностью. Сейчас фактически невозможно выяснить находился ли он в переулке, в котором когда-то в детстве жила Анна Васильевна Мануйлова или где-то поблизости.

По воспоминаниям нашего краеведа-болотнинки, в этом проулке располагался второй дом ее дедушки Степана Кондратьевича. Первый же находился в противоположной стороне, где дорога идет на Корнилово.

-В конце двадцатых годов, - рассказывала внучка зажиточного крестьянина, - мой дедушка, проявив дальновидную изворотливость, обменялся жильем с одним из бедных коммунистов и тем самым избежал выселения во время кампании раскулачивания. Когда же органы Болотнинского ОГПУ все же заинтересовались им, то за него заступилась беднота, которая заявила, что хоть сейчас готова работать на такого рачительного хозяина, который не только хорошо кормит, но и справедлив в оценке труда.

Но все же Степану Кондратьевичу не удалось избежать Нарыма. Подвел язык бабушки Татьяны, которая в Душе не могла простить уступку своего дома, и всячески из-за этого ругала власть.

Поначалу сроки ссыльным были небольшие, и они вскоре начали возвращаться.
По-разному сложились их дальнейшие судьбы: те, кто подался в Тогучин, избежали во многом волны последующих доносов и репрессий, те же, кто остался на родной земле в большинстве своем сгинули в прожорливом водовороте сталинских лагерей.

…Была еще одна речка, носившая название Мостовая. Она, очень сильно разливаясь весной, текла по оврагу, пересекала Шалай и впадала в Лебяжью, которая еще немного пробежав, скрывалась в болотных зарослях.

Правее дороги на Корнилово тянулись колхозные сады, за которыми долгое время ухаживал Александр Андреевич (фамилию Анна Васильевна запамятовала), эвакуированный из Поволжской республики немец. Из-за того, что мало платили он, в конце концов, отказался от этой обязанности. Бесхозные сады после этого посчитали бесперспективными, и селяне повыкорчевали деревья для личных приусадебных участков.

В этом же направлении находились поля мануйловского старожила Павла Ивановича Таскаева. Они начинались сразу же за поскотиной или по-другому – околицей, которую от жилых строений отделял луг, где обычно летом было много ягод. На наделе Кондрата, отца Степана Кондратьевича Мануйлова, имелся Клюквенный околок. Он занимал довольно большое место. Его история такова. Однажды один пришлый человек, обладающий большой физической силой, будучи в работниках, увел у зажиточного селянина лошадей и спрятал их в Клюквенном околке. Потом же скрылся, прихватив не только их, но и понравившуюся девушку.

Еще одно местечко называли «Калмацкая дорога». Рассказывают, что давным-давно здесь жили калмыки. У них наличествовали широкие телеги – колымаги. И поэтому дороги были широкие. Потом вдруг на их становище выросла белая береза, и старейшины сказали, что пришло время уходить, так как идет белый царь. И они покинули насиженное стойбище.

Когда же начали пахать в этом месте, то обнаружили черенки, битую посуду и другие предметы быта. Тогда решили, что где-то здесь должен быть клад. Стали его искать. После этого люди перестали узнавать друг друга и, испугавшись, оставили эту затею. Вот такую интересную историю хранит о себе мануйловская земля.

ВСТАВКА:

Деревня Мануйлово населена триста лет тому назад. Старое название Сизино (Сизино – это прозвище)-Мануйлово (со слов стариков это название произошло из-за большого количества домов Мануйловых-однофамильцев). С 1892 года писалось Мануйлово. Пахали землю до 1908 года сохами под названием «мужичек и женка» и сабанами. С 1908 года начали пахать плугами. Село Мануйлово до 1912 года было в подчинении Гутовской волости, а с 1912 года перешло в подчинение Гондатьевской волости, а затем Болотнинской волости и района. Но была и промежуточная Мануйловская волость!

ПРИМЕЧАНИЕ:

С моего согласия Бисерова Мария Александровна отправила данные материалы на региональный конкурс самодеятельных авторов "Таланты народные", который посвящён восьмидесятипятилетию Новосибирской области.