Обезмолвил разгневанный было Гольфстрим
И, насквозь прожигаемый взглядом любимой,
Запоздалым раскаяньем долгим томим,
Не найдя нужных слов, он отправился мимо.
В лоно вод океанских спустился стремглав
И, не помня себя, погрузился в пучину.
Что же с ними случилось - то сон или явь -
Не пытался теперь отыскать он причину.
Снова ревность душила в объятьях своих,
Оплетала сознание как паутиной.
Будто раненый зверь, он на время затих,
А затем разразился кипящей лавиной.
И седой Океан содрогнулся, когда
Ощутил ту глубинную, страшную силу.
Обагрилась бурлившая гневом вода
Будто кровью, вздымаясь со дна бурым илом.
Потемнели, нахмурились вдруг небеса,
Чёрной тучей свинцовой нависли над морем.
Налетела внезапная буря-гроза,
Предвещавшая шторм, разыгравшийся вскоре.
В пене волн закружились обломки судов,
Встречным ветром гонимы, тревожились чайки.
Будто сам Океан выйти из берегов
Вознамерился с силою необычайной.
Но лишь глухо, печально вздыхает старик,
Не пытаясь перечить упрямому сыну.
Знает - чувства свои он скрывать не привык,
И нахмурившись, канул в слепую пучину.
Только голос Гольфстрима взрывал пустоту,
Потрясая пространство невиданной мощью:
- Нет пощады тебе, Лабрадор, я иду!
Не уйдёшь от расправы ни днем, и ни ночью.
Оглушающий хохот раздался вокруг
И дохнула Атлантика холодом лютым.
- Не пытайся, юнец, взять меня на испуг,
Я в ледышку тебя превращу за минуту!
(Продолжение следует)