БАЛАЕВ ТЕМБОЛАТ ИЛЬИЧ (1913-1995)
Перевод с осетинского
ПАВЛА ПАНЧЕНКО (1907-1994)
«В дорогу»
Когда я собрался в дорогу,
Я долго глядел на аул.
Шепнул я ему: «До свиданья...»
И вновь напоследок взглянул.
И образ его в моем сердце
Остался навеки родной,
Мне силу в пути придавая,
Поход совершая со мной.
Я шел и без устали думал
Об этом пути, о себе,
О песнях моих, о дальнейшей
Моей неуютной судьбе.
Я шел, и дорога манила
Все дальше и дальше меня,
А сердце грустило все горше,
Заветный тот образ храня. ...
Дорога вела к перевалу.
Дойдя до хребта, я вздохнул
И с болью глухой оглянулся
На милый, далекий аул.
Смотрел я на горы родные,
Безмолвный и полный любви
И лишь ветерок бесприютный
Всё волосы гладил мои.
«Вот крыло мне заря опустила…»
Вот крыло мне заря опустила
На плечо, — вместе с ней я стою
И дарю заодно с легкокрылой
Всем привет и улыбку свою.
«Да, людей любил я на земных дорогах…»
Да, людей любил я на земных дорогах
И не докучал им, поднимая гам.
Я молился людям
утром,
ночью,
много,
Людям, но не ангелам и не богам!
«Еще не время думам почивать…»
Еще не время думам почивать,
Еще гудит горячей крови бег
И, как мужчина, проношу я кладь —
Мой беспримерный, мой огромный век.
Кладь не легка.
И требует всерьез
Сноровки, силы, смелости моей, —
Чтоб я ее в грядущее донес
И сделал бы его стократ светлей.
«Жизни»
Бесконечная,
Необъятная,
Вековечная,
Незакатная
Жизнь, дай взвиться мне
До вершин твоих!
Дай спуститься мне
До глубин твоих!
«Журавли»
Журавли, курлыча, к югу тянут стаей.
Труден путь и долог — это не беда!
Вот и я сквозь грозы в дали улетаю:
Журавли вернутся, я же — никогда!
«Закат в горах сгорел дотла…»
Закат в горах сгорел дотла,
Округу тишь обволокла.
Слышней далекий водопад,
К нему я обращаю взгляд —
И чудится, что с шумом там
Вдруг Млечный Путь спустился к нам.
«Земля моя, пусть бесконечна, моя ты, куда ни гляди…»
Земля моя, пусть бесконечна, моя ты, куда ни гляди.
Дыханием я согреваю тебя, дорогую мою.
Но как мне обидно, родная: лишь раз у тебя на груди
Живу я, дышу и пою.
«Иные со мною не очень любезны…»
Иные со мною не очень любезны,
А те зачастую изводят, браня.
Когда же я стану добычею бездны,
Начнут возносить выше неба меня:
— Ах, умный!..
— Ах, чуткий!.. —
Ах, ангел небесный!..—
Умри, двоедушье, до этого дня!
«Как нарт Урузмаг, в небесах пролетая…»
Как нарт Урузмаг, в небесах пролетая,
Путь Млечный оставил — нетленный свой след,
Хотел бы оставить здесь после себя я
Светящийся след мною прожитых лет.
«Киров»
Здесь темно и сыро:
Спят на рощах тучи...
Вел когда-то Киров
Здесь бойцов могучих.
Вьюга с перевала
Им в лицо свистела,
Ночь в горах стояла
От напасти белой.
Мнилось, ночи этой
И конца не будет.
Рухнешь — песня спета,
Но вставали люди!
Шли, устав донельзя,
Шаг за шагом — к цели.
Шли, цеплялись, лезли...
Кукурузу ели.
Были рады зернам
Жареным, вареным.
Вел вперед упорно
Их Сергей Мироныч.
У коня гнедого
Нет совсем дороги.
Всадник в бурке снова
Спешился, чтоб ноги
Отогреть... Всей статью,
Всей своей судьбою
Увлекал он братьев
Дальше, за собою.
Там, за перевалом,
Долю проклиная,
Горе горевала
Грузия родная.
К ней-то шли герои.
Смелый, гордый ими,
Был душой отряда
Киров, их любимец.
«Меж крутых теснин…»
Меж крутых теснин
Бьет в валун река.
Хоть бы луч один
Посветил слегка.
Но березка в тот
Камень все ж вросла,
Не страшась невзгод, —
И во тьме светла.
«Морю»
О море, край земли,
Пришел я издали.
Привет тебе, привет!
И ты шумишь в ответ.
Ты ластишься ко мне,
Я радуюсь волне,
Я счастлив, как малыш,
И ты уже кипишь!
Качайся и качай,
Волнуйся и взлетай,
Шуми, гони покой, —
И я всегда такой!
«Мысль моя, ты медлишь что-то»
Мысль моя, ты медлишь что-то,
Торопись, пути открыты!
Для орлиного полета
Шире крылья распахни ты!
Торопись, ведь время тоже
О досуге знать не знает —
И замешкаться не может,
Дни и ночи поспешает.
«На танцах иль в поле тебя я…»
На танцах иль в поле тебя я
Увижу — и, ласки полна,
Душа затрепещет, пылая:
— Конечно же, эта! Она!
Проходишь ты с песней сквозь лето,
Прославленный наш бригадир, —
Тебя восхваляли б в сонетах
Петрарка, и Дант, и Шекспир!
А я лишь простые слагаю
Стихи о красе твоих дел.
Нет, ты не Лаура — другая,
Нашедшая счастье в труде!
Твой взгляд! Сколько мудрого света
Несет он в Осетию — Ир!
Тебя восхваляли б в сонетах
Петрарка, и Дант, и Шекспир!
«Не может человек…»
Не может человек
Свой край родной вовек
Нести, подняв на плечи,
Но в сердце у себя
Его, как сын, любя,
Он унесет далече.
«О вечность, как хотел я перейти…»
О вечность, как хотел я перейти
Твой перевал когда-то!
Увы, хотя и долго я в пути,
Но все далековато.
«О колыбель моя родная…»
О колыбель моя родная,
Тебя ль забыть мне? Никогда
Когда я выпал из гнезда,
Тепло земли познал тогда я:
Я плакал, но, добра, нежна,
Мне стала матерью она.
«О, Нардов!»
О Нардон, река моя родная,
Все о ней поведай, не тая:
Днем пришла ли, зорьку ли встречая?
И какой была краса моя?
Плакала она иль улыбалась,
Наклонясь стыдливо над тобой?
Долго ли ты с нею миловалась,
Тронув плечи ласковой струей?
Ты всегда приветлива, игрива,
Только не видал я ласк твоих,—
Знают все два сумрачных обрыва,
Но могу ли я спросить у них?
Не понять тебе, как сердце плачет,
Как страдает сердце вновь и вновь:
Ты, река, не ведаешь, что значит,
Что такое для людей любовь!
«Оглянувшись, увы, не заметил…»
Оглянувшись, увы, не заметил
Я следов, схожих с Млечным Путем.
Что ж теперь сожаления эти?
Разговоры о том и о сем?
А ведь многое сделать хотелось
Для тебя, дорогая страна:
Сердце жило тобою всецело,
Но любви не раскрыло до дна.
Не сумел для тебя и мой разум
Весь растратиться... Так тяжело
Будто время мое как-то сразу,
Неожиданно как-то прошло...
«Порог мой, когда-нибудь все же покинуть…»
Порог мой, когда-нибудь все же покинуть
Придется тебя, и погибнет мой след...
О, как я хочу — не закатом остынуть,
А жизни моей здесь оставить рассвет
«Прощание»
Мой конь бьет копытом. Я странник.
Уже у горы за спиной
Заря занялась. До свиданья, —
Я еду, аул мой родной!
Росинками весь ты увлажнен.
Мне трудно, поверь, в этот раз,
Поплакать мне хочется даже —
Так горестно сердцу сейчас.
Гора приуныла, поникла:
— Бросаешь?.. — Старуха сосна
Мне шепчет: — К тебе я привыкла, —
Опять я останусь одна.
Молчу... Моего огорчения
Не высказать: слово и взгляд
Бессильны... Прошу я прощенья,
Но разве они мне простят?
«Пускай не станут глаза мои видеть…»
Пускай не станут глаза мои видеть
Пускай, ослабнув, ходить не стану,
И все ж
Осетию
буду я видеть!
Шагать Осетией не устану!
«Речка льется и не льется»
Речка льется и не льется,
Точно дремлет в тишине.
Сердце лишь тобою бьется,
Наяву ты снишься мне.
«Сокол мой!» — ты говорила.
«Зорька!» — я шептал не раз.
И сама природа милой
Матерью была для нас.
Где же ты? Не ты ли машешь
Мне рукой издалека?..
Лишь следы остались наши
Возле речки у леска.
«Словно весеннее солнце, народ…»
Словно весеннее солнце, народ
Ясной улыбкой меня озаряет.
Руку при встрече он мне подает —
Даром бесценным меня одаряет.
Шапку снимаю опять и опять.
Он меня ценит, я весь ему отдан —
И не хочу никаким обладать
Счастьем, которого нет у народа!
«Солнцу моему»
О мое солнце, как неуследимо
Всходило ты на жизни небосвод!
И как ты в эти дни неудержимо
Все вниз, и вниз, и вниз
стремишь полет!
«Туры»
Расчесывал ветер муравку. Как в праздник,
Сияла нарядная Ада-гора...
Два тура — два друга — сошлись в неприязни:
Любовного боя настала пора.
И знали они: неминуемо кто-то
Погибнет... На выступ утеса один
Вскочил — и прыжок был подобьем полета!
О чем он подумал, вершин властелин?
Другой чуть повыше взлетел и со злобой
Рванулся — и сбил ненавистного с ног!
Но где же соперники? Рухнули оба
К подножию Ады, в ревущий поток...
А на лугу, в вышине, над потоком,
Безмолвно стояла любимая их.
Ждала она счастья — и вот одинока,
И ввек не увидит красавцев своих.
«Хочу я сверкать, улыбаясь…»
Хочу я сверкать, улыбаясь,
Объять все на свете умом,
Хочу расцвести навсегда я,
Быть новым хочу я во всем.
Хочу после смерти к просторам
Земным я вернуться опять —
Лететь и лететь метеором
И мир без конца освещать.
«Чтил в жизни равновесие…»
Чтил в жизни равновесие,
Не запевал от спеси я,
С поклонами не вскакивал,
Встречал всех одинаково.
«Эпоха, моя ты…»
Эпоха, моя ты,
Я твой всей судьбою.
Расстаться с крылатой?
Навек я с тобой!
«Этюд»
Над Тереком стлался мой путь,
Глядел я на горы вдали.
На них облака отдохнуть
В закатных лучах прилегли.
Усталые путники. Тих,
Отраден для них был покой.
И горы, как матери, их
Ласкали над буйной рекой.
Вдруг ветер, как зверь, налетев,
Прогнал их... Им отдыха нет...
А горы, от слез потемнев,
С печалью глядели им вслед.
«Я тебя умоляю, мой стих…»
Я тебя умоляю, мой стих,
Сделай так на просторах земли,
Чтоб не стало слепых и глухих,
Чтоб немые слова обрели!
"Березка"
Смотрит березка в озерную гладь,
Будто бы в зеркало, — кудри взбивает.
Озеро любит ее рисовать —
И, как художник великий, сияет...
Ах, почему же,
гордячка моя,
Ты не березка,
не озеро я?
«Была бы ты моею…»
Была бы ты моею —
Тебя я грел бы взглядом
И ночью бы тебе я
Светил, моя отрада!
«В грудь поэта влетела ты смело»
В грудь поэта влетела ты смело,
Синь и солнце с собою внесла.
И, как вешняя пташка, запела,
Лишь гнездо в ней свила, весела.
Вскоре ты упорхнула без звука,
А в груди тьма тоски о весне,
И сдавила мне горло разлука,
И уснуть не дает она мне.