Не велик ни мошной и ни ростом я,
но в душе жив ещё человек.
И хромает на всречи с погостами
в двадцать первый, - последний свой век.
Фотографии с пьяными рылами
но кладби'ще - смешней нет беды.
Синагоги стоят с непокрытыми
голова'ми, a кру'гом кресты.
На дверях веселят не подковы, а
письма к Богу и с ним говорят
доли скромные и местечковые,
"монументы" и камушки в ряд.
Не летают без крыльев художники,
пусто в душах, хоть "мама" кричи.
К сердцу Бога прижaлись "безбожники",
в США с крыш летят скрипачи.
Сила страшная, сила безбожная,
(на крестах ни Исуса ни мест),
прошептала:"Не вышел ты рожею".
И вонзила в могилу мне крест.
Мракобесие расколошматило,
разрывая молитвами грудь.
Пролетела жизнь к чёртовой матери, -
не допеть, не допить, не вернуть.
Не велик ни мошной и ни ростом я,
но в душе жив ещё человек.
Умереть бы хотел он меж тостами,
жить - в объятиях библиотек.
За сиренью у хат палисадники,
в них фиалки давно не цветут.
В Судный День бело-красные всадники
горло родине перегрызут.