Если верить теории, я живу в искривленном пространстве,
где количество горя зависит от силы и страсти.
В этом мире удушливом приговора ища, не придирок,
только светлые души превращаются в черные дыры.
Мне не выплакать слезы. Из-за этой единственной трудности
ледяные морозы тяжело ударяют по струнам.
В ком и клетки и плетки рождают большое искусство,
тот рожден для полета, а я - тяжелею от чувства.
Матерщина и ругань увлекают к земле по баллисте,
если вижу у друга седые глаза фаталиста.
Изумрудная зелень – примета тоски и запоя.
В искривленную землю как леса, ухожу я по пояс.
Так навьючивай, школа, мне судьбу - этот груз многотонный.
О, тоска ледокола, всякий лед для которого тонок!
С ним нельзя безотчетно, если главное вижу не зрением,
если вижу отчетливо эту тяжесть излишнего гения.
И в морозное, матовое стекло, опьянев поллитрово,
мне видна среди атомов душа моего электрона.
Вот и встретились, здравствуй, электрический внук Святогора.
И прямое пространство искривили глубины и горы.