Четверть века часам, а они всё идут и идут,
только стрелка большая в конвульсиях на полшестого,
чтоб джаз банда на них не считала минут,
вечность - это не ново.
Постарели часы, обесцветились, и циферблат
как-то вздулся рельефно, из плоскости вышел в тридешность.
Но играет джаз банда без времени и без зарплат
и подчёркнута внешность.
Музыканты забавны, при бабочках и котелках,
и от времени чуть посерели манишки
- я купил их когда-то, чтоб меньше витали в седых облаках
девчонки мои и мальчишки.
Мои детки, которые все в совершенных летах,
и талантливы так, словно шиза моя неземная,
отцвела и стоит вся в благоуханных плодах
- форма жизни иная.
У часов только нынешний миг и движенье вперёд,
прошлое это прерогатива живущего мозга -
я состарюсь , умру, синеглазый продолжится род
с кожей нежного воска.
Мои взрослые дети, рок-банда моя, впрочем реп
нас развел и мы все теперь штучны, как боги:
Аполлоны, Гермесы ...кто весел, кто зол, кто свиреп
и мы все одиноки.
И уже на колени никто мне рыдая не ссыт,
когда я сочиняю свои гениальные вирши.
Я ушёл... я исчезнул, оставив отлаженный быт
под рукой матери-бригадирши.
А ведь я в своём сердце историю нашу ношу:
переезды, безденежье, рыбок, собак ваших, кошек...
помните, как я выращивал тайно в лесу анашу,
чтобы вытащить вас из заброшек.
А теперь я скажу, что нам химия тела дана
та, что надо, для счастья Всевышним.
Арсенал удовольствий имеет старик Сатана,
но постигшим себя - всё окажется лишним.
Я ушёл, я исчезнут в загадочно разных носках,
чтоб начать всё с нуля и за вас совершенно спокоен...
мои взрослые дети, не надо витать в облаках,
хватит уровня нам колоколен.
В этой комнате, руки скрестив, я смотрю на часы,
улыбаются мне вновь джаз-банды знакомые лица.
Я в начале своей чёрно-белой крутой полосы,
и засыпана снегом столица.
Ледяными крупинками в ветках замёрзшая трель
и скворцы на берёзах в немом удивленье.
Это днём дурака наступает апрель,
а за ним потепленье.