Von den Font;nen
Reiner Maria Rilke
Auf einmal wei; ich viel von den Font;nen,
den unbegreiflichen B;umen aus Glas.
Ich k;nnte reden wie von eignen Tr;nen,
die ich, ergriffen von sehr gro;en Tr;umen,
einmal vergeudete und dann verga;.
Verga; ich denn, da; Himmel H;nde reichen
zu vielen Dingen und in das Gedr;nge?
Sah ich nicht immer Gro;heit ohnegleichen
im Aufstieg alter Parke, vor den weichen
erwartungsvollen Abenden, — in bleichen
aus fremden M;dchen steigenden Ges;ngen,
die ;berflie;en aus der Melodie
und wirklich werden und als m;;ten sie
sich spiegeln in den aufgetanen Teichen?
Ich mu; mich nur erinnern an das Alles,
was an Font;nen und an mir geschah, —
dann f;hl ich auch die Last des Niederfalles,
in welcher ich die Wasser wiedersah:
Und wei; von Zweigen, die sich abw;rts wandten,
von Stimmen, die mit kleiner Flamme brannten,
von Teichen, welche nur die Uferkanten
schwachsinnig und verschoben wiederholten,
von Abendhimmeln, welche von verkohlten
westlichen W;ldern ganz entfremdet traten
sich anders w;lbten, dunkelten und taten
als w;r das nicht die Welt, die sie gemeint...
Verga; ich denn, da; Stern bei Stern versteint
und sich verschlie;t gegen die Nachbargloben?
Da; sich die Welten nur noch wie verweint
im Raum erkennen? — Vielleicht sind wir oben,
in Himmel andrer Wesen eingewoben,
die zu uns aufschaun abends. Vielleicht loben
uns ihre Dichter. Vielleicht beten viele
zu uns empor. Vielleicht sind wir die Ziele
von fremden Fl;chen, die uns nie erreichen,
Nachbaren eines Gottes, den sie meinen
in unsrer H;he, wenn sie einsam weinen,
an den sie glauben und den sie verlieren,
und dessen Bildnis, wie ein Schein aus ihren
suchenden Lampen, fl;chtig und verweht
;ber unsere zerstreuten Gesichter geht....
1900
О фонтанах
Вдруг я многое узнал о фонтанах,
об этих непостижимых деревьях из стекла.
Я мог бы говорить о слезах восторга
что я в объятии великих грез,
когда-то растратил, и потом забыл.
Неужели я забыл, что руки небес простираются
ко многим вещам и даже в толчее?
Разве я видел не всегда Величие без подобия
в Аристократии старых парков,
в кротких преисполненных надежд, вечерами,
бледнеющих от воспаряющих девичьих напевов
переливающихся из мелодий
и становящиеся явью в отражении открывшихся прудов.
Мне нужно только вспомнить все,
что произошло с фонтанами и мной, -
и тогда я тоже почувствую бремя низвержения,
в котором я воду распознал.
И бледные от ветвей, что ниже по течению растворялись,
от голосов, что тлеющим пламенем обжигали,
от озер, что канущие берега,
полоумно и слепо повторяли,
от сумеречного неба, что от обугленного западного леса
отчужденно, насупившись, наступало,
все чудно изгибаясь, тая в сумерках
прямо говорило, что это не тот мир,
что мы привыкли видеть.
Ужели я забыл, что звезда со звездой цепенеет,
И отворачивается от людских похвал?
Что бы миры только сквозь слезы друг друга узнавали?
Возможно, мы наверху в иной реальности отражаемся,
что касается нас ночами.
Возможно, их поэты воспевают нас.
Возможно, возносят молитвы о нас.
Возможно, мы для чужих проклятий лишь мишени,
что не никогда не достигнут нас.
Соседи Бога, к которому они обращаются в наших небесах,
одиноко молясь в слезах,
в которого они верят и которого потеряли,
чей образ как отблеск их ищущих лампад,
мимолетно и потусторонне по нашим рассеянным лицам
скользит.