Глава 41 Белый кокон для богомола
Ночь темна, да паутина…
Я свяжу тропу для наших дней.
С тонкой нитью станем мы едины,
Оставляя темноту ночей,
Чтобы зарождалась орхидея
В моем сердце от любви.
Лунный свет – измученная вера,
Но живая…. Боль моя, прости.
Что дорога дальняя сулила
Мне идти ночами без конца.
Звезды в одиночестве светили,
Освещая пыль усталого лица.
Проросла любовь во мне, смеется…
Белый паутиной вновь тропа.
Пусть, когда- нибудь сердце не проснется,
Но любовь в нем останется жива.
Иола сидела на черном камне, держа Аима на коленях, покачивая ногами, так что мальчик улыбался. Сулу сидела рядом возле ручья, так что свободно могла опустить ладонь в прозрачную холодную воду. Рядом росли небольшие саженцы дуба, над которым возвышалась большая лиственница, сквозь иголочки которой проникало знойное солнце, но тень от дерева давала прохладу. Поросль травы была влажной, как и галька. Отсыревшими были и серые валуны, покрытые мхом, и мелкой белой болотистой травкой.
- Не простудишься? - Сулу с заботой поглядела на Иолу.
- Стареешь, забываешь, что я - дриада, - женщина хитро улыбнулась, - Мне не страшен холод воды, тем более, когда подарил сердце духу стихии воды.
- Ну, да. Как Лея?
- Проказничает, заставляет играть с ней в прятки. Что ты задумала, Сулу? Девочка растет не по дням, а по часам и начинает напоминать тебя. Еще одна ведьма, хранительница Харта?
- Но, когда – то я должна же обрести покой? Я устала, Иола.
- Устала она, - дриада приподняла выше Аима, так что он засмеялся, - Такая ведьма и устала. Явно, что ты собираешься и из мальчика сделать колдуна.
- Почему ты так решила? - Сулу прищурила глаза, пытаясь сквозь блики лучей, рассмотреть мимику подруги.
- Его мать – в душе еще девочка, но ты скормила ее своему сыну, не остановив его, хотя могла спасти ее душу, где пророс Орландо. Думаю, ты снова хочешь соединить род орхидей и род гепардов. Я же знаю, чья дочь Лея, в ней есть кровь дриад.
Сулу промолчала, дриада продолжила.
- Молчит, Аим, значит, я права. Черт знает, что в ее голове. А хочешь, Аим, я расскажу тебе сказку, пока ты еще не колдун?
Ведьма улыбнулась.
- Я тоже послушаю, твоя сказку.
Дриада посадила мальчика к себе лицом и начала повествование.
На главной площади большие башенные часы пробили полночь: Тум ,Тум ,Тум. Разносилось по всей округе. Лунный свет тихо скользил по улицам, настигая испуганных путников. Серые кошки, которые в ночи, всегда серые, убегали в подворотни, мяукая. Но в черном замке на скале шел немыслимый бал. Столько было карет, что и до утра не досчитаешь. А красная дорожка, ведущая к главным массивным дверям из моренного дуба, была уже и не красная. Если заглянуть в глаза окон, то мы бы увидели с тобой, что зал усыпан свечами, как поганками после дождя. Свечи таяли, а гости не расходились. В самом центре стоял золотой трон, а на нем сидел император всех тварей на свете.
- Иола!
- Ну, хорошо. Букашек, таракашек, паучков и червячков. Так вот был этот император уже старый престарый богомол. На его усиках была седина. Пурпурный плащ небрежно свисал с его правой лапки. И все к нему обращались только «Ваше Величество». Со всех сторон и сыпалось: «Ах, ваше величество, какой чудесный бал» или «Ах, ваше величество, как черный камзол вам к лицу». Но был печален император, ведь задумал он женить единственного сына. Невесту ему подобрал, да и помолвка уже прошла, с чудной красавицей богомолихой, только нет на лице сына радости, что уж поделать. А вокруг все смеются, ликуют и танцуют: и графиня гусеница трясет своими волосками, и комарики молодые поглядывают по сторонам и перешептываются. А вокруг вальсируют пары, кого только нет.
Вот стоит принц богомол, стройный красавец в зеленом камзоле, и равнодушно глядит на толпу, которая на него и пришла посмотреть. Длинные усики у него только шевелятся в такт музыки, Иола скорчила рожицу, так что Аим засмеялся и потянул ладошку к ее лицу, - Ну, вот стоит, он стоит, бродит взглядом, да бродит, как его невеста танцует с министром – жуком – носорогом. А министр весь в орденах, звенит, как колокол, грудь величественно вперед. А невеста – длинноногая красавица смеется его шуткам, когда он в танце ее кружит, наклоняется рожками, задевает ее усики. Да только принц равнодушен, надоел ему бал. Вышел он на балкон, а на улице душно, дождь собирается, а рядом цветут алые лилии, а рядом с ним молодая паучиха, в алом бальном платье с цветами разговаривает. Как увидел ее богомол – принц, так и забилось его сердце, как гром во время грозы. Взгляда не может отвести от нее.
- Иола, но Аиму же не 10 лет, чтобы про любовь.
- Но не хочешь, Сулу, слушать, не слушай. Правильно в твои 900 лет, поздновато, конечно. А я продолжу. Так вот, стоит паучиха и разговаривает с цветами, как с родными детками, а богомол робеет. Но вот встретились они взглядами и поняли, что жизнь для них изменилась навсегда. Нет им покоя друг без друга. Будто в танце закружились под самыми небесами, когда ареол любви освещал бы им путь, а под сердцем была горячая звезда.
Да, был император стар и глуп. «Нет», - говорит, - «Не бывать такому, чтобы богомолы союз с пауками заключали!» Не дает благословение. А принц не унимается. В темных лесах с паучихой своей пропадает. Отец гневался, гневался, да и женил раньше сына. Да, отцы, они такие и есть. Но не тут – то было, чтобы так все и окончилось. Договорились влюбленные в ночь бракосочетания бежать, днем не получилось. Да, только красавица – богомолиха, была прекрасна, но ревнива и злопамятна. Не захотела она, чтобы любовь принца досталась паучихи. Ну, и слопала принца во время пира. Хрюм – хрюм. Так и повелось, что богомолы съедают своих суженных. Оставила только усики, лапки, да зеленый камзол.
Узнала об этом паучиха, побежала на пир, как увидела, что осталось от любимого, заплакала горько – горько. А слезинки эти стали превращаться в белую прочную нить, прочнее нет на свете, ведь из любви соткана. Плачет дальше паучиха, да плетет из нити кокон, куда и положила она остатки от принца. С тех, пор пауки способны нити создавать, да коконы плести. Затем повернулась она к злобной, но прекрасной жене принца и превратила ее в палку, так и произошли ведьмы, которым пауки и помогают. Но в знак мести, выжгли местные палачи на спине у паучихи крест, знак того, что нужно быть осторожным. Паучиха больше и не сопротивлялась, не захотела жить без любимого, ведь не носить ей паучат на спине. Но кокон рядом с ней был, и по весне расцвел из него чудесный цветок – орхидея – ядрышко их любви – с белой окантовкой. Так и произошел род орхидей.
- Выдумала опять, Иола – Сулу беззлобно рассмеялась.
- Почему выдумала? Это в крови принцев Долины Орхидей любить иных, или ты забыла в свои 900 лет.
Сулу только горько в ответ улыбнулась. Нет, не забыла она, как впервые увидела отца Орландо и возненавидела себя, что она – ведьма.