Оркуса бестревожная жатва,
он закрывает в себе глаза
намеченной жертвы, незнакомой,
но избранной задолго до рождения,
тяжело дыша в просторном капкане,
возбуждая, запах смерти пропитал
тишину, жадно высекаемую из камня,
пилы языков лижут мясо с осыпи
костей, пустонаитие рушится наружу
равенством надпитых дочерна кровей,
среди ненавещаемых кладбищ
наслаждения гноятся, в становления
багровом потоке, мертвоявленные
отлучают бесформенность, в них
струятся жидкие ребра зачатий,
роды трупов, исток потрошения,
чумные горла осушают удушья, мора
чистоту лакает падаль, чьё на убой
веденье на знает усталости, словно
ангелы, похороненные в утробах животных,
и дорога каждая рана от существованья,
когда истекающие кровью хорды времен
наполняют собою расколотые чаши черепов,
оброки наготы растерзывают полый плод,
обереги праха восхищают безутешный голод,
зодиак добычи распарывает живот, хищник
сращивает человечьи шкуры в единый наряд,
картины окостененья, где цветы ожогов
срезаны яркими серпами темноты, вуаль
войны снимают вдовы, дочери последней
слепоты, траур вечности питают ранние
боги - зрители наших подобий, итоги
обезжиленных охот на себя самих...