Сижу с тобой я долго вечерами.
Для нас общенья тёплые часы.
Ты вспомнишь, глядя грустными глазами,
о юности прошедшей, днях войны.
И не достойна я приблизиться к святыне:
пред Пушкиным я где- то там вдали.
Вещает матушка, подобная Арине,
чтобы слова в строкАх стиха легли.
Мне не поведает сказания, былины
о чудесах и волшебстве забытых лет.
А вспомнит со слезой своей невинной
кровавый, летний, пАгубный рассвет.
Не о прелестной водяной русалке,
что нежится роскошно на ветвях.
А о «Пантерах», мощных«Тиграх»- танках
и о растерзанных фашистами девчат.
И сказку не о витязях прекрасных,
что вышли строем из морских глубин.
А о побоищах тяжёлых и опасных
и об отце, что Богом был храним.
Как полем мчалась ты от самолёта.
И как пробили пули твой халат.
Для нелюдя то было лишь охотой.
Он хохотал, оскалив зубы в ряд.
И не достойна я приблизиться к святыне:
пред Пушкиным я где- то там вдали.
Ты, мама, помнишь, как в крови и пыли
солдат пленённых в лагерь повели?
Не о красавице слова, что свет в окошке,
вся в жемчугах сидит, глядит во двор.
А о замёрзшей и сырой картошке,
что Вы бойцам кидали за забор.
Мать для меня- рассказчица Арина,
свидетельница страшной той войны.
Её рассказы содрогают былью.
Они жестокой правдой созданЫ.