Певец поёт, писатель пишет.
Читатель слушает певца.
Скрипач, как водится, на крыше —
вот занесло-то молодца!
Поэт пари́т, взывая к веку,
вперяя взгляд в такую даль,
в какую просто человеку
добраться выпадет едва ль.
Художник холст малюет смело.
Ваяет скульптор телеса.
И вот на всё на это дело
с тревогой смотрят небеса:
«О чём поёт, чего напишет,
и как, скажите, понимать
того, сидящего на крыше
со скрипкой, плачущей опять?..»
Одни вопросы — нет ответа.
Да и возможно ль сгоряча
ответ услышать от поэта,
певца и даже скрипача?
Художник скажет, что недаром...
Ваятель скажет — неспроста...
Замрёт едва рождённый мрамор
у вновь рождённого холста.
«Любите живопись...» — напишет
поэт; певец, возвыся глас,
споёт, скрипач его услышит
своей мелодией тотчас.
Она теперь за всё в ответе,
она поведает опять
о том, что крыш на этом свете,
да и на том, — не сосчитать...