Я - никогда... а, значит, - навсегда!
Иду вослед вам, раны золотые,
И вам ли, не рассказывал я имя,
То, что мне дал осенний спелый вес?!
Есмь Свет и Тень, и память в тишине,
Есть вдох и выдох, и пространство между ними,
Тебе ли не рассказывал я имя,
То, что дарил тебе весенний лес?!
По краешку заговоренных слов
Иди босою, белая психея.
Ступай, оставь сомненья промедленью -
Невежеству очеловеченных часов.
Пусть тает воск и бьется во плоти,
И нежный жест пьет воплощенных в знаки,
Иди по воздуху, по лезвию бумаги,
Минуя эхо, где разбились мотыльки.
Чтоб в предисловье предрассветных фраз
Осыпаться в фаворе междометий,
В той литере, вновь разжигает ветер
Смех паузы, где притаился прах.
Где замирает обнаженный жест,
И эрос причащается скольженьем,
Где нам с тобою обещали вес,
Вес тяжести земного притяженья.
Войди в пробел, в межстрочный ритуал...
Взойди на звук и отпусти свой ветер
В прикосновение, где бог тебе ответит,
И рассмеется первобытный страх.
Там ты найдешь отвесную строку,
Там я писал, там шелк скользил по коже…
Высочество заговоренных строже,
Чем ровность всех отглаженных октав.
Смысл бел как лист, и алый как строка...
Смысл жжет траву, остывшую под снегом.
О, милая, тут буквы носят небо,
Я их записывал, а значит создавал.
Им падать в сок деревьев вековых,
Рассказанных навстречу новой жизни.
За строчкой тишина и теснота,
Та теснота, в которой мы забыли
Как лес шептал нам наши имена.