Картина десятая
Лунная ночь у городской стены.
Начальник стражи
Клянусь, Симон, кирасою своей,
Чтоб без причастья лопнуть мне на месте:
Надул с тобой нас хитрый иудей.
А вот и он! (из темноты появляется Мардохей)
(Мардохею)
Дружок, плохие вести.
Мардохей
Вы, лейтенант, пугаете меня! (спотыкается, чуть не падает)
Ходить в полночь неважно без огня.
Но что стряслось?
Второй стражник
Удвоена охрана –
И ублажить придётся капитана:
Ещё, голубчик, пятьдесят гиней
Мардохей
Но всё уже отдал вам Мардохей –
И стал бедней синагогальной мыши…
Ни гроша нет…
Второй стражник
Меня ты плохо слышишь?
А коли нищ – ступай себе назад,
Оревуар, как франки говорят.
Мардохей
Чтоб мне так жить! удвоена охрана!
Иметь в виду я буду капитана (отдаёт кошель Симону)
Симон
Ну вот, ему его я передам.
(лейтенанту тихо) Ну – пополам.
Лейтенант (тихо)
Ты спятил? – пополам!
Уходят в темноту по направлению к городским воротам. Слышится перекличка часовых. Доносится пенье, из мрака выходит нестарая женщина в рубище, длинные с сединой волосы распущены, в беспорядке. Поёт.
Король Гаральд на дне морском
Сидит с возлюбленной своей,
И рыба жёстким плавником
Льняные кудри чешет ей.
А та устами, словно мёд,
К Гаральда высохшим устам
Прильнёт, отпрянет – и прильнёт
Назло недобрым языкам
Сидит король, и жёлт, и сед,
Почти беззубый и без лат.
Он пожелтел за сотню лет,
И дремлет, скукою объят.
Мечи звенят ли наверху,
Горит Нормандия в огне, –
Гаральд воскликнет: не могу
Я встать – вся тяжесть вод на мне.
И меч уронит, и слеза
Сползёт по выпуклой скуле.
Но льнёт к Гаральду егоза,
Свежа, как роза в хрустале.
Часовой (машет рукой на город)
Ступай! ступай себе обратно, Грета.
Йоханнес твой, пить дать, на небесах.
Грета
Ах, вместе вы стояли на часах,
Доминик, Грете дай немного света:
Глоток луны – а песен хватит ей,
Чтоб звуками наполнить Злизей.
Стражник
Бедняжка, вот возьми, осталось малость
Вина – и сухари: всё, что осталось.
Грета
Спасибо, славный, я уже сыта.
Йоханнес бледен был вчера: неделю
Не ест, не пьёт и не встаёт с постели;
Его кираса на стене пуста.
Доминик, право, я уже сыта.
Часовой
Ступай бедняжка!
Грета
Бог с тобою, славный!
(Перекрещивает часового; поёт, уходя)
Жил-был на свете рыцарь своенравный…
Картина одиннадцатая
Пустой храм, наполненный органной музыкой. В дальнем углу
фигурка пастора; он играет на органе. В громадные двери осторожно входит Амелия, останавливается, слушает. Пастор заканчивает играть, подходит.
Пастор
Сказал Господь: не общими вратами
Входите в Дом мой – узкими путями
Ко мне придёте… Видишь, дочь моя
Пустынен храм; здесь сторож, служка я
И музыкант, и хоры – храм же Божий
Теперь на смердных улицах, похоже,
Где поношений скверна – и беды
Глухие стоны… Дочь, в смятенье ты;
Господь с тобой, прими благословенье.
Святая Дева дай нам всем терпенья!
Амелия
Святой отец, младенца у груди
Держала мать; он тельцем содрогался
И ручками, ах, Господи, прости!
Дрожа, груди её живой касался
Вчера ещё – сегодня колыбель
Пуста, и мать лежит под покрывалом…
О, неужели этой жертвы мало?
Как верить мне?!
Пастор
Любить не смеешь – верь,
Жалея; дочь, полюбишь через жалость.
Святой отец… Родителей моих
Смерть унесла: печально мне на свете…
Пастор
За грешных нас живые души их
Перед Престолом молятся, как дети.
Ступай, живи в любви и чистоте.
Беда пройдёт, придёт во след беде –
Любовь, от скверны мир освобождая.
Амелия
Святой отец!
Пастор
Тебя благословляю.
Амелия, в слезах, идёт к дверям. У дверей сидит нищий
Амелия подаёт монету.
Нищий
Господь с тобой, прекрасная девица!
Вернётся медный грош тебе сторицей.
Амелия уходит. Слышится органная месса.
Картина двенадцатая
Площадь. Солнечный день. Идёт театральное представление.
Актёр, изображающий крысу
Пора! Веди вперёд нас, крысолов.
Оставим город; за весёлой дудкой
Пойдём мы войском в тысячу голов
От стен печальных, зубы скаля жутко.
На свалках мы насытились вполне,
Деликатесами набив желудки.
Веди теперь к дунайской нас волне!
Актёр, переодетый в блоху
Ага! Бежать решила ты? Ха-ха!
Тебя догонит прыткая блоха! (прыгает на спину крысе)
Крысолов
Не ссорьтесь, ссора только портит дело:
За мною обе шествуйте вы смело!
Я вам добра желаю, господа;
Веди вас дудка, как волхвов звезда!
Актёр, переодетый в женское платье в маске Смерти
Ну нет, приятель, радуешься рано!
Твой главный враг сидит на дне стакана.
Ещё разок ты явишься ко мне!
Утопишь слуг моих в Дунае спьяна,
А я тебя, знай, утоплю в вине!
Крысолов (приставляя к губам дудку)
Иди и ты за мной, старуха злая!
Чума
Ишь, испугал! Я на ухо тугая.
Голоса в толпе
Первый
Чуме конец, ушла от нас зараза…
Второй
Не торопясь: ушла бы лучше сразу,
А то распухли кладбища, как труп.
Первый
Ушла бы! Кости для неё, как суп.
Женский
Смотри: карета! Едет королева…
С ней император…
Второй
Мать его налево!
Первый
Наш Леопольд вернулся, славен Бог!
Второй
Я б развернул карету, если б мог.
Первый
Да ты, видать, на Господа в обиде?..
Женский
Слепец!
Слепой
Слепого к храму проведите…
Исправник
Па-а-старанись, народ, туда-сюда!
Шут
Двуличье – зло большое, господа!
Так голове недолго раздвоиться (хватается за колпак);
Направо мысль уйдёт – придёт девица,
Налево мысль пойдёт, тогда беда!..
Но неприлично глупо, может статься,
Двум госпожам в одной петле болтаться (передразнивает исправника)
Па-а-старанись, народ, туда-сюда!
На подмостках.
Актёры, изображающие крысу и блоху (в один голос)
Ты нас завёл в пучину, боже правый!
Конец! мы тонем, крысолов лукавый!
Актёр, одетый Смертью
И я за вами, ненасытный род! –
Эх, пропадай, костлявый мой живот!
В толпе
Браво! Ещё! Ещё!
Астроном (ученику)
Я не астролог, но скажу, любезный,
Ожил надолго город наш чудесный.
Ученик
Учитель, да: теперь двойных планет
На нашем небе и в помине нет.
Монах
Налил себе с утра я чарку, братья.
Ушла Чума, развеялось проклятье.
Подул густой апрельский ветерок.
Оделись вербы в серенький пушок,
Как тут не выпить зелья золотого,
Упоминая каждого святого!
(танцует, бряцая медным туесом)
Шут
Налей-ка мне, отшельник, в мой колпак!
И я за святость выпить не дурак.
Августин
Иоахим, уж год как между нами,
Поэта нет; печальными стихами
И шуткой он не услаждает нас
От наших глаз укрытый облаками,
В Господень край унёс его Пегас.
Иоахим
Да, брат… Кривая косит без разбору.
Грозится долго, наступает скоро…
А всё – судьба у каждого своя…
Августин
Да, это так. Тому с полгода – я
Не в меру выпил: ближних поминая;
Так охмелел, что сам себя забыл –
Упал как труп на улице: не знаю
Кем и когда я в яму брошен был,
Как пролежал в обнимку с мертвецами…
А утром, ужас! друг Иоахим,
Представь кромешный ад перед глазами.
Но нищий, крик услышав страшный мой,
Привёл туда отряд сторожевой.
Я о судьбе: родился я в рубашке…
Иоахим
Что ж ты молчал!
Августин
Стыдился я друзей.
Иоахим
Ну, доставай тогда, счастливчик, фляжку:
Не на помин – так за удачу пей!
Картина тринадцатая
Яркое весеннее утро. Амелия в домашнем платье и чепце сидит за пяльцами у окна, напротив – кормилица. Амелия поёт песенку.
Просыпается зайчонок,
Пробуждается сурок;
В клетке прыгает щеглёнок,
К солнцу тянется вьюнок.
Няня, няня! Что-то будет!
Шевельнулся тихо плод.
Набухают тяжко груди,
Округлился мой живот.
Срок настанет – песен звонче,
С криком явится на свет
Розы розовый бутончик
Или майский первоцвет.
Заласкаю, закачаю
В люльке дитятко моё;
Мальчик? девочка? – не знаю,
Ну а может быть – вдвоём,
Словно ласточки с весною,
К нам от Бога прилетят,
И в окошко голубое
Защебечут-закричат.
Кормилица
Тебе, дружок, побольше надо кушать,
И доктора поменьше надо слушать:
Чуть что: «мочите уксусом виски…»
Амелия
Ах, лучше нет лекарства от тоски,
Чем это сердца милое томленье –
В свободном платье, дома, за шитьём,
В мечтательно-ленивом нетерпенье,
Или с супругом ласковым вдвоём…
Кормилица, от счастья слёзы лью я,
Но иногда, как тучка среди дня,
Найдёт тоска как будто на меня,
И я о бедной матери тоскую.
Я вспоминаю, милый мой отец,
Твою любовь, смиренье – и конец.
Но посмотрю я на живот – и слёзы
Вдруг высохнут; в душе утихнут грозы,
И, лучик из неведомого дня,
Младенец-ангел смотрит на меня –
Раскрытыми глазами Августина.
Там голубеют чудо-васильки;
И губки улыбаются невинно,
И сыплются бубенчики-смешки…
Так станет на душе легко, светло!
Ах, няня! сердце тянет, тяжело!..
Мне тяжко, тошно!
Кормилица
Аленький цветочек!
Смочи виски: возьми скорей платочек!
(Входят Августин и Иоахим)
Иоахим
Мир домику не хуже чердака!
Хотя окно не смотрит свысока
На трубы крыш, чумазые от сажи,
Хотя не вьётся ужиком река
Вдали – и замок не синеет даже,
Но из окошка мил нам вид родной
На дверь и окна доблестной пивной.
Душа моя, Амелия, украшен
Тобою – будь чердак он или дом;
В такой ракушке шторм любой не страшен,
И драгоценный жемчуг сохранён.
Я рад, друзья, весёлой нашей встрече!
Поставь на стол вот это, Августин (достаёт из-за пазухи бутылку).
Не нужен тост: к чему пустые речи?
Луизы нет… Я как-нибудь один…
За этот дом я пью – бокал полнее!
Августин
Конец чуме: веселье веселее,
Амелия
А грусть грустнее?
Иоахим
Грусть всегда грустна…
Эй, Августин, подлей ещё вина.
Есть в нём покой и пробужденья сила.
Амелия
Семья важней, так мама говорила…
Кормилица
Цветочек мой, семья всегда важна:
Печаль проходит– радость остаётся.
Августин
И веселей по памяти поётся,
Друзья мои, в любые времена.
20 февраля –18 марта 2019