ИЛИ ИТОГИ ГОСТЕПРИИМСТВА
«...Так! Кто всё ещё в квартире –
в пол е**лом! ...Три, четыре,
пять... И ты – сказал же ясно – тоже ляг!..
Сколько дней вы здесь гостили,
а ещё не заплатили
за постой мне ни зелёной, ни рубля!..»
Стало в доме неуютно:
обстановка – просто «У,ТВАРЬ!»
а то даже и похуже: «СУКАБЛЯТЬ!..»
Выпито ли слишком много,
или черти у порога –
наготове, то бишь, «у судьбы руля»...
Друг мой сел за это дело –
вышиб душу, бишь из тела –
сразу же, без пересадок, на «тот свет».
Та душа была криклива,
неприятна и драчлива, –
и теперь на «этом свете» ей уж тела нет...
А дружок-то хлебосольный раскаиваться ещё долго будет.
ОПАЗДАВШЕЕ ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ
Недавно, едва ли не до лёгкой одури подначитавшись, наконец, Пригова (а до этого я читал его тексты лишь отрывочно и как бы невзначай, мимоходом... – Ну, не врёшь ли! А «Сборник Предуведомлений» хотя бы? Ведь просто наслаждался же им!.. – Верно. Запамятовал, Но сейчас не об этом.)... Так вот: основательно и сплошняком на этот раз обчитавшись Пригова (Дмитрия Алксандровича, если кто тоже забыл или не знает... – Да говори уж по делу-то! – Да-да), я вдруг подумал: а что бы такое мог бы и я написать под его воздействием, так сказать, и ему в подражание? (Разумеется, я осознаю и меру своих способностей ему подражать, и меру того, что у него может быть, так сказать, подражаемо и, так сказать, без слишком уж вопиющей бессмысленности этой подражательности. – Осознаёшь? Уверен?! – Ну... слегка) И тут я вспомнил об одном тоже совсем недавнем и достойном самых глубоких сожалений событии, вполне, на мой взгляд, подходящем для реализации моего импульса в качестве хотя бы, так сказать, документально-ситуативного повода.
К скромным задворкам моего теперешнего обитания (– И потёмкам! – Да-да, и потёмкам), как уже и видно (и даже гораздо очевиднее, нежели Пригов. – Ну, надо же, а!), пришёлся вдруг и Высоцкий. Время ли у них у обоих для меня уже выглядит примерно одним и их общим, но – особенно когда бард, куражась и ёрничая, позволяет себе и некоторую толику юродства, он, по-моему, близок Пригову даже и стилистически. Но это, как я и предупредил, уже сильно задним числом, – а сейчас я, похоже, просто прямо цитирую, заимствую и перенимаю то, что подворачивается под руку (или скорее – глаз, ухо, горло, нос, язык, наконец, надеюсь, мозги... – Атавизмы всё! – Да-да) и к случаю. Так что, может показаться, что ни Пригов, ни Высоцкий тут вообще ни при чём (– Ну, уж конечно! – Вот я и говорю...), но всё же – кто будет спорить, что поэзия от прочей литературы как раз и отличается высочайшей степенью заразительности! И, вольно ли или невольно наслушавшись или намеренно ли или невзначай начитавшись, я таки инфицирован, надеясь лишь на то, что сам всё же не столь заразен (– Да кому ты вообще нужен! – Вот-вот. Да ещё и вне тела, так сказать, с того уже, как говорится, света... – Ну, да ведь это же только так говорится!.. – Вот-вот.
*
Настоящий – большой! – поэт
начинает оттуда, где кончается след
предыдущего (так считал Бродский).
Ну, а просто (из мелких и средних) поэт
берёт чей-нибудь – лучше покрупнее – след
и шагает себе по нему... Иногда он даже и броский,
выделяется из таких же, как он, оголтелой шайки.
Словом, кто есть кто – тут, увы, вы уж сами решайте...
– А мы и решаем.
Решение, конечно же, потом отменяется,
ну, да ведь это потом!
А пока – всё ещё есть за кем и куда податься,
вот – в С.РУ, например...
Но тут я почему-то вспоминаю кое-что из весьма давнего, то есть практически уже вечного для меня, прошлого:
Вот – не совсем удобо-Я-варимый охломон –
рабочий класс – уже отнюдь не гегемон,
поскольку, как и все рабочие,
работаю «на дядю за копейки»...
А «дяденька» этот младше меня почти вдвое.
А мой старший сын выглядел старше – «солиднее» – меня уже в 18.
Так мне сказал мой тогдашний «дядя»; и тоже возрастом – к 30-ти, не более.
Вывод: по-настоящему взрослые «дяди» и «тёти» не бывают лохами и лошицами, а – только «инфантилы».
И я радуюсь за сына:
хорошо, что он другой –
не такой, как я,
а давно уже «взрослый дядька».
дядька
давно
другой
хорошо
сын
радуюсь
Впрочем...
Но это было бы уже слишком отвлечённое – именно что лоховское и инфантильное – отступление;
я оставляю его себе в личное, лоховское же и инфантильное, пользование и утешение –
в нынешнем моём положении это даже более чем уместно.
А сынок – молодец!..
...Никому благого старта
даже с бланком Аттестата
Зрелости никто не гаранти-ру-ет.
Даже если счастья крантик
ты отыщешь – нет гарантий,
что беда тебя не окупи-ру-ет.
Счастья нет. «Покой и волю» –
вот что надо к алкоголю
приложить, пока на иждивении ты;
а едва ты снят с довольства –
хоть работай! хоть уволься! –
будешь среди тех, кто «вяжет веники».
Нет готового рецепта,
чтоб за кое-что и цепко
удержать навеки птицу синюю;
хоть молись ты, хоть сражайся –
не отнять у пчёлки жальца, –
и пойдёшь по холодку по инею.
Я бывал у вас когда-то,
не предвидя результата
столь гостеприимного радушия...
Здесь судья не ходит в тоге –
жарковато здесь, – в итоге:
кроме тела, загубил и... душу я.
А дружок-то – и в теле, и... с душком – живым ещё, тёплым!..
Хотя ему тоже не позавидуешь.
Засим, остаюсь пока ещё ваш:
1 - уже вечно юный друг (да, «мы были слишком молоды...
2 - невинно ли, но убиенный, гость (ну, «надо было и честь знать...
и
3 - безвременный – трансцендентальный! – корреспондент ( или адресат – «пишИте письма!..