Однажды поздно ночью я услышал лай. Какой-то смехотворный. Он исходил от ветра и от луны, но никак не от животного. Довольно странным казалось то обстоятельство, что лай раздался посреди ночного процесса. Обычно собак выводят утром на прогулку, ну или в обед, в крайнем случае - вечером, но никак не в такое позднее время. А бродячих псов давно переловили, теперь они живут в приюте, их выхаживают, заботятся об их пропитании и комфорте.
В голове моей гудело. Сон прервался. Мне хотелось положить голову на подушку и заснуть, но что-то не давало, какая-то смутная тревога, которая сбивала меня с толку. Я решил отдернуть занавеску и выглянуть в окно, что я вскоре и сделал. Передо мной распростерлась туманная картина. Луна свисала обручем с неба, и на ней каталась балерина-звезда. Клоуны прыгали через скакалки и превращались в хвостатых варанов. Жуки высыпали на лунную площадь и кружили под стать главной танцовщице. В этом моем наблюдении было что-то слишком витиеватое, спонтанное, запредельное, как бы не от мира сего. Я прикрыл веки. Глаза не желали видеть этих фантасмагорий, которые обрушивались на мое сознание, как на чистый холст с оранжевым пятном посредине. Вдруг опять раздался лай. Этот животный вой точно теперь принадлежал собаке-самцу. Пес скулил, словно пел арию. Меня закачало до тошноты, будто я оказался на корабле. Я сильнее отдернул занавеску и погрозил кулаком странному пейзажу.
- Эй, вы там! - крикнул я как можно ярче. - Почему спать не даете? Слышите? Подумайте о людях наконец...
Танцовщица надела пенсне, переросшее в телескоп, и выплюнула вишневую косточку.
Собака залаяла еще громче. Деревья начали трещать своими мощными ветвями. Шум автомобильного мотора рыкнул, ударив голосисто в напряженное пространство вещей и силуэтов. Ночь, эта царица, которая периодична и молниеносна, нависла надо мной и своим золотисто-деревянным зрачком исследовала мою наружность, словно я был микробом, на который наставили микроскоп.
Мне стало больно и жутко.
Я почувствовал себя лишним, ненужным, слабым, поверженным.
Я просто хотел спать, мне следовало пойти завтра на работу, в парикмахерскую, чтобы стричь людей, но у меня забирали самое ценное, мое право на сон, на спокойствие, на здоровую энергию.
Рука моя уже хотела зашторить окно, как вдруг хором запели эти ночные призраки:
- Спать тебе мы не дадим
Мы с тобою потрещим,
Поиграем с тишиной,
Нарушая твой покой...
Пела и балерина, и жуки, и вараны, и карликовые стеклянные птицы, и кроткие крылатые пингвины.
Они точно хотели уморить меня, вырвать из моей груди душу и забрать с собой, в соседний причудливый мир.
Вдруг я вспомнил, как рисовал в детстве всяких чудиков. Они всегда были рядом со мной, в моем альбоме, который бережно я хранил в школьном портфеле.
Мигом я достал все свои рисунки, которые сохранял на память, и порвал их в клочья.
А в ушах все звенела эта тревожная музыка, словно выброшенная из мистического спектакля наружу.
Только сейчас я понял, что на моих рисунках были изображены все эти герои, все эти парадоксальные формы.
Они жили все время со мной. Они наблюдали за моими повседневными упражнениями.
И вот теперь они ожили. Теперь они обрели власть над моим рассудком. Стали повелевать мной.
Я вспомнил свой первый набросок на бумаге. Это была собака, которая лаяла на собственную тень. Теперь изображение было сломано моими тонкими пальцами. Оно пропало. Оно исчезло. Ушло.
Вдруг я очнулся. Звуки иссякли. Осталось только монотонное жужжание мухи и шелест ветра.
Лай иссяк. И призраки покинули мой дом. Они покинули мою уставшую память.
Теперь я был как никогда свободен от всяческих духов.
Я лег на кровать и уткнулся в подушку.
Удивительно спокойно теперь было мне среди этих ночных пейзажей.
Я нащупал сон. Он поглотил меня.
Взял и поглотил.