Степанов верит и знает — есть на земле места,
где высшими силами предназначено человеку
испытать на себе великое проклятие небес.
Вывалившись кое-как из машины в рыхлый снег,
он корчится и скулит от дикой боли в спине.
Жуткая неестественная тишина стоит вокруг,
природа безучастно отвернулась.
Поле, дорога, разбитая машина, человек рядом —
все детали этой картины живут сами по себе...
... Сонное серое утро не предвещает никакой беды.
Степанов не собирается сегодня в Хабаровск,
но сидеть в промерзшем заводоуправлении
ему так надоело, что он соглашается с директором:
"Ладно, поехали! Вдвоём веселее будет!"
Директор Дмитрий Борисович едет в Хабэнерго
подписывать протокол о подаче тепла —
в этом году зима припозднилась надолго,
дотянули с запуском до пятнадцатого ноября,
сэкономили кучу денег, рассчитавшись продукцией,
теперь остаётся только оформить бумаги — и всё.
Директор завода любит такие поездки —
водителя в них он не берёт принципиально,
не доверяет никому свою "TOYOTA CROWN",
а Степанова упрашивает поехать специально —
Степанов у Дмитрия Борисовича вроде талисмана,
там, где тихому интеллигентному директору откажут,
грубоватый нахал Степанов возьмёт нахрапом.
Хабаровская трасса похожа на ледяную ленту,
но "японка" директора идёт ровно, не гальмует,
Степанов постепенно успокаивается —
у него почему-то нехорошее предчувствие.
Он знает каждый километр этой трассы,
повидал на ней всякого — а сегодня наледь,
к ночи многие гонщики разлетятся по кюветам.
Какого-то чёрта за постом ГИБДД в Николаевке
директор вдруг решает обогнать большой самосвал,
но самосвал ускоряется, не пропуская их вперёд.
Пару секунд они летят по трассе бок о бок,
но дорога здесь похожа на обледеневшее яйцо,
"японку" начинает неумолимо тянуть под грузовик,
да ещё кто-то маячит впереди по встречной полосе,
директор выворачивает руль в другую сторону —
их счастье, что кювет неглубок, а за ним поле...
Степанов на четвереньках выползает из кювета.
Редкие машины проносятся мимо туда и сюда,
но ни одна сволочь не спешит останавливаться.
Директору повезло куда больше, он успел угадать,
удар пришёлся в шаровую, как раз под Степанова,
"японка" спикировала влево и пошла считать кочки.
Всё, какие теперь протоколы, финиш, приехали.
Надо искать телефон, вызывать кран, транспорт.
За спиной Степанова неожиданно скрипят тормоза:
— Степанов, ты? Вот это да! А я за конфетами…
Степанов не видал Витю Беззубова лет пять,
хотя живут рядом и в небольшом городишке.
Они познакомились давно, вместе торговали в 90-е,
сестра Витькина работает бухгалтером на заводе,
Витя постоянно гоняет в Хабаровск за товаром,
так что место встречи изменить нельзя — трасса.
Осознав, что боль в спине немного затихла,
Степанов забирает у директора папку с бумагами,
с проклятиями лезет в Витькин грузовичок:
— Закинешь в Хабэнерго?
— Степанов, да ты охренел?
— Мороз подымается. Прихватит трассы, и капец.
Разве люди виноваты, что их директора мудаки?
Битый час Степанов мается в приёмной Хабэнерго,
генеральный то занят, то потом куда-то вызвали —
боль в спине такая, что Степанов готов на всё,
только бы поскорее всё это закончилось.
Он цепко перехватывает генерального у дверей,
Попов что-то недовольно бурчит себе под нос,
но протокол подписывает — Степанов неотвратим.
Хабэнерговские отпаивают его горячим кофе:
— Ты чего такой бледный? На-ка таблеточку!
— Позвоните нашим, пусть срочно запускаются...
Витёк недоволен — на улице уже стемнело,
зимний день короткий, дорога как зеркало.
Он всё бубнит Степанову про какие-то конфеты.
На обратном пути директорской "японки" уже нет.
Спина ноет, но лекарство приглушило боль.
Степанов всматривается в темень, вспоминая.
Батюшки-светы! Да ведь на этом самом месте
он уже третий раз попадает в аварию!
В первый раз пошло колесо на выстрел у КАМАЗа.
А во второй — прижал их к заправке колхозник,
решил сдуру подрезать микроавтобус при обгоне —
они чудом пролетели через все бордюры АЗС,
потом вернулись отколотить перепуганного дядьку.
Степанов вспоминает своего первого директора,
который тоже два раза кряду попадал в аварию
на одном и том же участке комсомольской трассы,
а в третий раз погиб там же, на 120-м километре.
Витёк что-то кричит, радио поёт, дорога блестит,
в кюветах загорают тачки незадачливых водил.
Степанов пребывает в одури, между сном и явью,
в окно машины заглядывает полная луна, шепча:
— Куда ты денешься, дурачок? Купи конфеты!
Через три дня Степанов кое-как встаёт с кровати,
вроде бы как-то всё обошлось — дело молодое,
он едет на завод — получать выговор от хозяина.
Владелец заводов-пароходов некто Дегтярёв
долго кричит на него, распекая за глупое геройство.
Отныне Степанову с Дмитрием Борисовичем
запрещено садиться вдвоём в одну машину —
впрочем, это выглядит как стоп-сигнал для зайца,
поскольку по пятницам они ездят на базу отдыха,
откуда возвращаются всегда под хмельком —
сам Дмитрий Борисович обожает рулить пьяным,
а у Степанова притупляется инстинкт самосохранения.
Витя Беззубов появляется у Степанова через неделю,
долго и нудно просит купить просроченные конфеты,
Степанову неудобно отказать своему спасителю,
он что-то пристраивает, но Витя уходит недовольным.
И сколько раз теперь ни ездит Степанов по трассе,
но Витю Беззубова больше никогда не встречает.
Такое ощущение, что тот затеял эту встречу и аварию
только для того, чтоб сбагрить свои говённые конфеты.
Степанов сплёвывает за плечо — чушь, мистика какая-то!
А луна-дура всё ждёт, всё нашёптывает что-то с неба…