“Здесь на юге весна, уже очень тепло,
и на солнце блестит купол храма.
Рядом много друзей, с ними мне повезло,
не волнуйся, я жив-здоров, мама.
Тут съедобна вполне полевая стряпня,
не хватает твоих лишь котлеток.
Командир справедлив, часто хвалит меня,
бережёт своих «маменьких деток».
В общем, сыт и здоров, крепко сплю, как сурок,
лишь натёрли мозоли штиблеты.
Жди с победой домой. Твой любимый сынок.
Передай всем знакомым приветы.”
Вот такие слова на тетрадном листке
были в клетках, как мы здесь, зажаты.
Протянул мне в подвале пацан в кулаке
и вздохнул как-то так виновато.
Батя, это с письмом, если сможешь, отправь.
Не пиши про мой плен и раненья.
Батя, крестик сними мой, его не оставь.
Этим нелюдям быть без прощенья.
И ещё, если я без вестей пропаду,
ты придумай мне место могилы,
когда злая война сгинет в страшном аду,
чтобы мама ко мне приходила.
Только это сказал, захрипел и умолк.
Я прикрыл ему веки седые.
Долго выл в темноте, точно раненый волк,
и шептал всё молитвы простые.
Я был старше его на пол жизни своей,
но здесь возраст не так много значит.
Мне его пережить стало смерти страшней,
самой подлой моей неудачей.
Я из плена бежал, тот листок сохранил.
Сохранил я и маленький крестик,
но письмо не отправил, пока отложил,
до поры моей праведной мести.
Я за парня того всё спрошу со скотов,
все, краплёные адом, ответят.
Пусть сойдёт с меня сотня кровавых потов,
жить спокойно нацистам не светит.
А потом, я найду твоё тело в земле
и верну на отчизну героя.
Приведу твою маму, как должен, к тебе,
и всю правду с письмом ей открою.
Будем вместе читать, вместе плакать потом…
Мама вспомнит, как ты стащил персик.
И она пригласит меня сыном в свой дом,
и отдаст мне твой маленький крестик.
05.04.2022