Он как-то тормознул меня: «Сосед!
Живём в одном районе столько лет,
а по-людски никак не побазарить.
Кажись, ты врач? А баба твоя где?
Без бабы дом – так это быть беде.
Найди себе какую-нибудь кралю!»
Он нагнетал: «Спаситель, твою мать…
Всё б коновалам резать и кромсать.
Без жалости. А под ножом ведь – люди!»
Но я молчал. Сопел медведь-горой.
С кем корешил когда-нибудь Харон –
тот этого до гроба не забудет.
Он быковал: «Мы ж, вроде, заодно!
Чё рожу кривишь, будто не родной?
Здороваясь, не пожимаешь руку?
Не наливаешь соточку за жисть?..»
Заныла вдруг поломанная кисть –
виновница забытых жёстких хуков.
Не видя в нём ни друга, ни врага,
хотелось просто съездить по рогам,
сбивая спесь дешёвой позолоты…
И он почуял. Сдулся. Отступил.
Пошёл и дальше грязь в себе копить.
А я пошёл кромсать своих «трёхсотых».