Разговор с котенком.
Илья Вылегжанин
Киска, дай-ка я сяду на пол.
Ты скажи, у кого узнать,
Почему и сегодня папа -
На обед не пришел опять?
Мама мне говорить не хочет,
Не известно мол ей самой.
А сегодня присела ночью…
И заплакала надо мной!
Я заснул, и тогда увидел,
Будто папа пришёл ко мне…
-Кто тебя, говорит, обидел?!
…Только это же всё во сне.
Я проснулся, а папы нету,
Только мама сидит одна.
Не зажгла почему-то света:
- Спи, сынок,- говорит она.
А бывало… ты помнишь, киска,
Папа, мама, я и ты
Шли в тот садик, который близко,
Там - качели, фонтан, цветы!
Папа сильный такой, красивый,
Часто в прятки играл со мной.
Маму он называл шутливо:
- Ах, ты рыжий котенок мой!
Я не плачу, но мне обидно,
Киска, ну-ка попробуй, спой:
Почему же его не видно,
где мой папа, где папа мой!
Наш сосед говорил за дверью,
Что мой папа теперь - чужой.
Только этому я не верю,
Он хороший, он такой…
Просто спрятался где-то рядом,
И играет опять со мной.
Папа, милый, уже не надо,
Ну, не прячься, иди домой!
* * * * *
Пусть голосуют дети
Ольга Берггольц
Я в госпитале мальчика видала.
При нём снаряд убил сестру и мать.
Ему ж по локоть руки оторвало.
А мальчику в то время было пять.
Он музыке учился, он старался.
Любил ловить зеленый круглый мяч…
И вот лежал — и застонать боялся.
Он знал уже: в бою постыден плач.
Лежал тихонько на солдатской койке,
обрубки рук вдоль тела протянув…
О, детская немыслимая стойкость!
Проклятье разжигающим войну!
Проклятье тем, кто там, за океаном,
за бомбовозом строит бомбовоз,
и ждет невыплаканных детских слез,
и детям мира вновь готовит раны.
О, сколько их, безногих и безруких!
Как гулко в черствую кору земли,
не походя на все земные звуки,
стучат коротенькие костыли.
И я хочу, чтоб, не простив обиды,
везде, где люди защищают мир,
явились маленькие инвалиды,
как равные с храбрейшими людьми.
Пусть ветеран, которому от роду
двенадцать лет
подымет ввысь обрубки детских рук.
Пусть уличит истерзанное детство
тех,
кто войну готовит, — навсегда,
чтоб некуда им больше было деться
от Праведного (!) нашего (!) суда!
*. *. *. *
в госпитале
Солдат метался: бред его терзал.
Горела грудь. До самого рассвета
он к женщинам семьи своей взывал,
он звал, тоскуя: — Мама, где ты, где ты? —
Искал ее, обшаривая тьму...
И юная дружинница склонилась
и крикнула — сквозь бред и смерть — ему:
— Я здесь, сынок! Я здесь, я рядом,
милый!—
И он в склоненной мать свою узнал.
Он зашептал, одолевая муку:
— Ты здесь? Я рад. А где ж моя жена?
Пускай придет, на грудь положит руку.—
И снова наклоняется она,
исполненная правдой и любовью.
— Я здесь,— кричит,— я здесь, твоя жена,
у твоего родного изголовья.
Я здесь, жена твоя, сестра и мать.
Мы все с тобой, защитником отчизны.
Мы все пришли, чтобы тебя поднять,
вернуть себе, отечеству и жизни.—
Ты веришь, воин. Отступая, бред
сменяется отрадою покоя.
Ты будешь жить. Чужих и дальних нет,
покуда сердце женское с тобою.
* * * * *
Н. А. Некрасов. Поэма Русские женщины
КНЯГИНЯ М. Н. ВОЛКОНСКАЯ
(отрывок)
Я в крепость приехала к мужу с сестрой.
Сперва мы пошли к Генералу…
Потом нас повел генерал пожилой
В обширную, мрачную залу.
«Дождитесь, княгиня! Мы будем сейчас!»
Раскланявшись вежливо с нами,
Он вышел. С дверей не спускала я глаз.
Минуты казались часами.
Шаги постепенно смолкали вдали…
За ними я мыслью летела (!)
Мне чудилось: связку ключей принесли,
И ржавая дверь заскрипела.
В угрюмой каморке с железным окном
Измученный узник томился.
«Жена к вам приехала!..» Бледный лицом,
Он весь задрожал, оживился:
«Жена!..» Коридором он быстро бежал,
Довериться слуху не смея...
«Вот он!» — громогласно сказал генерал,
И я увидала Сергея...
Недаром над ним пронеслася гроза…
Морщины на лбу появились,
Лицо было мертвенно бледно, глаза…
Не так уже ярко светились,
Но было в них больше, чем в прежние дни,
Той тихой, знакомой печали;
С минуту пытливо смотрели они,
И радостью вдруг заблистали (!)
Казалось, он в душу мою заглянул...
Я горько, припав к его грУди,
Рыдала... Он обнял меня и шепнул:
— Тут есть посторонние люди. —
Потом он сказал, что полезно ему
Узнать добродетель смиренья,
Что, впрочем, легко переносит тюрьму,
И несколько слов ободренья
Прибавил... По комнате важно шагал
Свидетель: нам было неловко...
Сергей на одежду свою указал:
— Поздравь меня, Маша, с обновкой, —
И тихо прибавил: — Пойми и прости, —
Глаза засверкали слезою,
(Но тут соглядАтай успел подойти)
Он - низко поник головою…
Я громко сказала: - Да, я не ждала
Найти тебя в этой одежде.
И тихо шепнула: - Я всё поняла.
Люблю тебя больше, чем прежде...
— Что делать?.. И в каторге буду я жить
Покуда мне жизнь не наскучит.
Ты жив, ты здоров, так о чем же тужить?
Ведь каторга - нас не разлучит?
— Так вот ты какая! — Сергей говорил,
Лицо его весело было...
Он вынул платок, на окно положил,
И рядом я свой положила,
Потом, расставаясь, Сергея платок
Взяла я — мой мужу остался...
Нам после годичной разлуки часок
Свиданья коротким казался,
Но что ж было делать! Наш срок миновал —
Пришлось бы другим дожидаться...
В карету меня подсадил генерал,
Счастливо - желал оставаться...
Великую радость нашла я в платке:
Цалуя его, увидала
Я несколько слов на одном уголке;
Вот что я, дрожа, прочитала:
«Мой друг, ты свободна. Пойми — не пеняй!
Душевно я бодр и — желаю
Жену мою видеть такой же. Прощай!
Малютке поклон посылаю...
* * * *
ВОСПОМИНАНИЕ О ПЕХОТЕ
Александр Межиров
Пули, которые посланы мной, не возвращаются из полета,
Очереди пулемета режут под корень траву.
Я сплю, положив голову
на Синявинские болота,
А ноги мои упираются
в Ладогу и в Неву.
Я подымаю веки, лежу усталый и заспанный,
Слежу за костром неярким, ловлю исчезающий зной.
И, когда я поворачиваюсь с правого бока на спину,
Синявинские болота - хлюпают подо мной…
А когда я встаю… и делаю шаг в атаку,-
Ветер боя летит и свистит у меня в ушах,
И пятится фронт, и катится гром к рейхстагу,
Когда я делаю
свой
второй
шаг!
И белый флаг вывешивают вражеские гарнизоны,
Складывают оружье, в сторону отходя.
И на мое плечо - на погон полевой, зеленый
Падают первые капли, майские капли дождя.
А я все дальше иду, минуя снарядов разрывы,
Перешагиваю моря и форсирую реки вброд.
Я на привале в ПИльзене - пЕну сдуваю с пива.
Я пепел с цигарки стряхиваю у Бранденбургских ворот!
А весна между тем крепчает, и хрипнут походные рации,
И, по фронтовым дорогам денно и нощно пыля,
Я требую у противника безоговорочной капитуляции!,,
Чтобы его знамена - бросить к ногам Кремля.
Но… засыпая в полночь, я вдруг вспоминаю что-то,
Смежив тяжелые веки, вижу, как наяву,
Я сплю,
положив под голову
Синявинские болота,
А ноги мои упираются
в Ладогу и в Неву!
* * * * *
Звон Хатыни
Ирина Ларина
22 марта 1943 года фашистские прихвостни
спалили всех жителей деревни Хатынь, что на Беларуси.
* * * * * *
* * *
Крик петушиный, гомон сорочий, уток лихая кадриль;
Манит подойником в омут молочный славная сельская быль.
Пахотой вольно деревня гудела - помнит об этом ветла,
Нет, не искала злого удела…
В страхе – застыла, бедой – онемела,
К ночи - сгорела дотла!
Звон колокольный в небе Хатыни: - Помните, люди, войну!
Смертное зарево высь опалило - вижу картину одну:
Мечутся люди, школа пылает, бьёт пулемёт на беду;
Стоны и крики, плач - нескончаем…
Жаждущим крови, злым полицаям -
ПрОклятым - сгинуть в Аду!
Слёзы и ком от укора немого… звоном рыдает Хатынь.
В мёртвые камни смотрит сурово - неба высокого синь!
Каждой травинкой стонут могилы: - Как же вы только смогли?
Нежность и радость - в огне утопили
Мудрость и совесть - прахом пустили,
Веру, надежду - сожгли…
Саваном белым - инеем смерти пепел деревню укрыл,
В хаосе лютом стылое сердце - стонет и тлеет без сил.
Выжил старик. От пытки кровавой - внука не смог оградить.
Главный свидетель этой расправы,
Не понимая, в чём дети не правы,
Не уставал он твердить:
-Люди покой и свободу храните! – Нету дороже святынь.
Мир на земле родной берегите! - Не забывайте Хатынь.
Не забывайте павших невинно в чёрном горниле войны…
Пусть не смолкает горечь Хатыни,
Вечно тревожит звоном былинным
Скорбной от слёз тишины!
* * * * * *
Роберт Рождественский
Моя бабушка
Со мною бабушка моя,
и, значит, главный в доме —
я!..
Шкафы мне можно открывать,
цветы кефиром поливать,
играть подушкою в футбол
и полотенцем чистить пол.
Могу я есть руками торт,
Нарочно хлопать дверью!..
А с мамой это не пройдёт.
Я уже проверил.
Подслушанный разговор
— Снова дралась во дворе?..
— Aга!
Мама, но я не плакала!..
Вырасту — выучусь на моряка.
Я уже в ванне плавала!..
— Боже,не девочка, а беда!
сил моих больше нету…
— Мама, а вырасту я когда?..
— Вырастешь!
Ешь котлету…
— Мама,купим живого коня?..
— Коня?!
Да что ж это делается?..
— Мама,а в лётчики примут меня?..
— Примут. Куда они денутся?!
Ты же из каждого, сатана,
душу сумеешь вытрясти!..
— Мама, а правда, что будет
война
и я не успею вырасти?..
* * * * * * *
Австрийский поэт Мориц Гартман
Белое покрывало
I
;Позорной казни обречённый,
Лежит в цепях венгерский граф.
Своей отчизне угнетённой
Хотел помочь он: гордый нрав
В нём возмущался; меж рабами
Себя он чувствовал рабом —
И взят в борьбе с могучим злом,
И к петле присуждён врагами.
;Едва двадцатая весна
Настала для него — и надо
Покинуть мир! Не смерть страшна:
Больному сердцу в ней отрада!
Ужасно в петле роковой
Средь людной площади качаться…
Вороны жадные слетятся,
И над опальной головой
Голодный рой их станет драться.
Но граф в тюрьме, в углу сыром,
Заснул спокойным, детским сном.
;Поу;тру, грустно мать лаская,
Он говорил: «Прощай, родная!
Я у тебя дитя одно;
А мне так скоро суждено
Расстаться с жизнью молодою!
Погибнет без следа со мною
И имя честное моё.
Ах, пожалей дитя своё!
Я в вихре битв не знал боязни,
Я не дрожал в дыму, в огне;
Но завтра, при позорной казни,
Дрожать как лист придется мне».
;Мать говорила, утешая:
«Не бойся, не дрожи, родной!
Я во дворец пойду, рыдая:
Слезами, воплем и мольбой
Я сердце разбужу на троне…
И поутру;, как поведут
Тебя на площадь, стану тут,
У места казни, на балконе.
Коль в чёрном платье буду я,
Знай — неизбежна смерть твоя…
Не правда ль, сын мой! шагом смелым
Пойдёшь навстречу ты судьбе?
Ведь кровь венгерская в тебе!
Но если в покрывале белом
Меня увидишь над толпой,
Знай — вымолила я слезами
Пощаду жизни молодой.
Пусть будешь схвачен палачами —
Не бойся, не дрожи, родной!»
;И графу тихо, мирно спится,
И до утра он будет спать…
Ему всё на балконе мать
Под белым покрывалом снится.
II
; Гудит набат; бежит народ…
И тихо улицей идёт,
Угрюмой стражей окружённый,
На площадь граф приговорённый.
Все окна настежь. Сколько глаз
Его слезами провожает,
И сколько женских рук бросает
Ему цветы в последний раз!
Граф ничего не замечает:
Вперёд, на площадь он глядит.
Там на балконе мать стоит —
Спокойна, в покрывале белом.
;И заиграло сердце в нём!
И к месту казни шагом смелым
Пошёл он… с радостным лицом
Вступил на по;мост с палачом…
И ясен к петле поднимался…
И в самой петле — улыбался!
;Зачем же в белом мать была?..
О, ложь святая!.. Так могла
Солгать лишь мать, полна боязнью,
Чтоб сын не дрогнул перед казнью!
<1859>
* * * * * * *
Борис Васильев
В списках не значился
(отрывок)
Первыми встретили захватчиков - летом 1941года защитники Бресткой крепости… Эта крепость не пала - она истекла кровью.
Сегодня здесь Музей Памяти, скорбной памяти о той страшной войне. ... Тут громко не говорят: слишком оглушающими были дни войны и слишком многое помнят эти камни, когда целое лето, долгую осень и холодной зимой - люди воевали в неизвестности: без приказов и тылов, без соседей слева и справа, без писем из дома… все они погибли в неравном бою, защищая нашу землю. К весне - в Брестской крепости (!) остался только один солдат...
Историки не любят легенд, но тут вам непременно расскажут о Неизвестном, которого немцам удалось взять только на десятом месяце войны. Время не донесло ни его имени, ни звания, но мы знаем, что это был русский солдат!
……… * * * *
У входа в подвал стоял невероятно худой, уже не имевший возраста человек. Он был без шапки… длинные седые волосы уже касались плеч. Сквозь дыры на брюках виднелись распухшие, покрытые давно засохшей кровью колени. Он стоял, высоко вскинув голову, и, не отрываясь, смотрел на солнце ослепшими глазами. Из этих немигающих, пристальных глаз - неудержимо текли слезы.
— Назовите ваше звание и фамилию, — перевел переводчик вопрос немецкого Генерала.
— Я — русский солдат, - Густая борода чуть дрогнула в странной удивительной усмешке: — Ну что, Генерал, теперь Вы знаете, сколько шагов в русской версте? – Солдат качнулся и, не желая этого, упал.
Подъехала санитарная машина. Генерал кивнул. Врач и два санитара с носилками бросились к неизвестному, врач наклонился… но Неизвестный… молча отстранил его, встал… и пошел к машине, вслепую… точно ориентируясь по звуку работающего мотора.
Вокруг все замерли - перед этой несгибаемой, невероятной глыбой мужества. Вдруг немецкий лейтенант звонко и напряженно, как на параде, выкрикнул команду! - и немецкие солдаты, щёлкнув каблуками, вскинули оружие - «на караул»! …Генерал, чуть помедлив, тоже поднес руку к фуражке.
Русский солдат шёл – медленно… чуть покачиваясь - сквозь строй врагов, отдававших ему сейчас высшие воинские почести!
Страшно, в голос, как по покойнику, закричали, завыли работающие неподалёку бабы. Одна за другой они падали на колени в холодную апрельскую грязь и низко кланялись ему (!) - последнему защитнику так и не покорившейся - Брестской крепости.А он шёл и шёл… гордо и прямо, как жил… упал только тогда, когда дошел. Возле машины.
Упал свободный - и после жизни… смертью смерть поправ!
* * * * * *
Конгресс Миролюбивых Сил
Ирина Ларина
(Мои детские стихи… нет Советского Союза, нет мира на земле…
а песня осталась… когда США - во Вьетнаме… сентябрь 1973г)
* * * * *
Однажды утром, чай свой допивая,
сынишка вдруг, подняв глаза, спросил:
-Послушай, папа, ты ведь много знаешь,
зачем Конгресс Миролюбивых Сил?
Отец взглянул задумчиво вначале,
потёр висок и ласково сказал:
-А помнишь как-то раз в одном журнале
ты страшную картинку увидал.
С неё смотрел озлобленный солдат,
Недобрый блеск - в его глазах звериных;
в руках солдата - грозный автомат,
он был направлен на детей невинных.
В защиту встал великий наш народ.
Решили - воедино с этих пор
против солдат таких идти вперёд,
войне несправедливой дать отпор.
Вот почему в родной нашей стране
Закон о Мире на земле решался.
Вот почему в заступнице – Москве
Конгресс миролюбивых сил собрался!
(автору - 13 лет)
Спи, Мишутка!
Ирина Ларина
Поглажу плюшевый комок:
ещё не спишь ты, мой Мишутка?
Ах, если б мог; вот, если б мог
ты детский дом большой как будто
сменить на маленький такой,
мой дом, где ласковая мама…
Не спишь, Мишутка, под рукой,
а только всё молчишь упрямо.
Я знаю, мама где-то есть.
Ей трудно там, она скучает;
и я прошу тебя учесть,
она меня не забывает.
Там, просто злобный царь Кащей
над ней имеет свою силу;
колдует в сумраке ночей,
чтобы нас мама разлюбила.
Но добрый принц уже спешит,
он победит - сразит Кащея
и целый мир освободит
от чар ужасного злодея.
Мишутка, спи, а я тебя,
родной, тихонько покачаю…
есть где-то мамочка моя.
Она придёт – я это знаю!
* * * * *
Полоз Васька
Ирина Ларина
Дело было в наводненье... в избу полоз к нам заполз,
Буд-то гады все плохие, убежденье - в раз унёс.
Много змеями пугали, ну а он - пил молоко,
Изучал нас, не мигая, забираясь высоко.
Мы его сперва боялись, страшно было подходить,
А потом уже смеялись, все хотели накормить.
Васькой полоза назвали, тёрся он, как хитрый кот,
На кота похож едва ли - зашипит и уползёт.
То блестит в углу верёвкой, то у чайника - клубком,
Ползал Васька очень ловко, полюбил наш, видно, дом.
Заползал всегда на руки, мог - в сапог, а мог - -в горшок.
С ним нам было не до скуки, с ним нам было хорошо.
Но осеннею прохладой Васька тихо ускользнул,
За зелёною оградой где-то в тальнике уснул...
Мы, с весеннею капелью, будем ждать его домой,
Мы скучаем, любим, верим - снимся там ему зимой!
* * * * * * *
Поэт Сергей Есенин
Ирина Ларина
Незабвенно пророчил когда-то, как за ним я пройду при луне,
и погост навещу горбатый... всё он верно знал обо мне.
Только раз прикоснувшись с слову этих допьяна нежных уст,
невозможно любить другого; но безмолвен могильный куст.
Клён багряный печален: - Где Ты? И смотреть на луну нету сил...
бледноликой слагал куплеты, видно, часто под ней грустил.
Полный страсти, неистовый голос, так не долго, так нежно звучал -
С вечным тленом душа боролась, накликая ранний причал.
Ах, как скоро настигла драма. Знать, нельзя было, не греша.
Где ты бродишь, болишь неустанно - молодая Его душа?
И кто знает, не пел бы так громко - не имел батогов и посул…
Век тянул бы - смиренным потомком,
старым пращуром - тихо уснул.
Что же, лучше молчать под луною, и не слышать, как сердце поёт?
Ну тогда - за последней чертою
к вам никто на погост не придёт.
* * * * * * *
Салют Победы
Ирина Ларина
Са-лю-туем!
Опять салютуем над аллеями майских берёз,
Растревожим память людскую,
вспомним всех, не стесняясь слёз!
Павших…
пленных…
в боях закалённых…
всех - кто мог, но не выдал своих,
Всех подранков… войной опалённых,
всех – оставшихся чудом в живых!
Вспомним всё…
разорвавшимся эхом,
пролетевшим сквозь толщу лет,
Вспыхнут яркие грозди света,
превратившие вечер - в рассвет.
Салютуем!
Опять салютуем, чтобы вечный огонь не погас.
Ощутив канонаду такую...
вздрогнет Карбышев в каждом из нас,
Засияет улыбка Клочкова, выйдет Зорге, Олег Кошевой,
Уля Громова, Любка Шевцова, встав из штольни,
вздохнут за спиной.
Снова в небо поднимет Гастелло
свой взорвавшийся самолёт,
И Матросов пробитое тело
с амбразуры поднимет своё...
Салютуем!
Опять салютуем -
всем бойцам за спасённый мир.
Им - Героям - огнём рапортуем:
в честь Победы сегодня пир.
Гордо вскинули автоматы,
пушки выкатили и: -Пли!
Это наши бойцы – солдаты,
наша Слава и щит земли.
Рассыпаются залпы в соцветья!..
кто – на улице, кто – у окна:
Вспышки горькой утраты в сердце,
и Победа - на всех одна!
В интернете – Ирина Ларине Дв – сайт Стихи.ру