Ночь скрывает чьё-то присутствие.
Но чьё?
В. Гюго. Человек, который смеётся
* * *
Был поздний вечер октября...
Поэт над образом трудился,
Но образ так и не явился...
Выходит, день потратил зря.
Поэт откинулся устало,
Оставив неудачный стих.
Жена на кухне хлопотала,
Готовя ужин на двоих.
Стихов он сочинил немало...
Но улетел его Пегас -
И глубины недоставало...
И вдохновенья... Как сейчас...
«Как трудно сочинять стихи!
Порой сидят в мозгу занозой...
Стихи — как газа пузырьки
В бокале, что наполнен прозой.
Осколки слов, обрывки мыслей
Кружатся роем в голове,
Как мотыльки осенних листьев,
Летящих по сырой траве.
Не смог бы ключ к словам найти -
Не сочинил бы я ни строчки,
Их телец мёртвые комочки
Лежали б у меня в груди.
Но есть в поэзии закон:
Чтоб в каждом слове сердце билось!
Суров и беспощаден он -
И вот мозаика сложилась!
В ней нет словесной шелухи,
Здесь ни убавить, ни прибавить:
Лишь совершенные стихи
Хранить согласна наша память.
Стихи... Всего лишь слов игра...
Но, дивной Рифме подчиняясь,
Они проникнут до нутра,
В уме и сердце воцаряясь.
Её краса нас вдохновляет,
Готовы верно ей служить...
Но строгость Рифмы подавляет,
И мы не прочь ей изменить...
Она измену нам прощает
(Я, каюсь, тоже изменял,
Когда дурным советам внял)
И в своё лоно возвращает.
Не я поэзию избрал,
Она сама меня избрала,
Чтобы мой дух не умирал,
Чтоб в ней энергия сгорала.
Давно я Рифму убедил
В том, что её служитель присный:
Меня порой с ума сводил
Клочок бумаги рукописной.
Я вправе милостыню брать,
Коль умирает вдохновенье,
Но у меня нет права врать -
Давать потугам чин творенья.
Я подпишусь под каждой строчкой,
Я самый строгий их арбитр...» -
А в голове уже цепочкой
Слова мелькали, как субтитр:
«Дождь моросит. На осень злясь,
Меся докучливую грязь...» -
Вдруг сочинил он то, что очень
Ему напоминало осень…
* * *
Его окликнула жена -
И от досады он скривился:
Желанный образ испарился!
Он встал и замер у окна.
К стеклу щекою прислонился,
Тайком за мыслями следя,
И с темнотой ночною слился...
Давно уж не было дождя.
Светила полная Луна,
Как будто лампа вполнакала,
Прозрачной тучки пелена
Ее легонько прикрывала...
Луну он с детства не любил,
Когда осенней тёмной ночью
Он матерью оставлен был
Один в квартире. Душу в клочья
Рвал поселившийся в ней страх,
Малыш по комнатам метался,
Казалось: в сумрачных углах
Злой, тёмный дух обосновался.
Он вдруг увидел, что в окне
На фоне тьмы Луна сияет,
Пятном, темнеющим на ней,
Ему лицо напоминает.
Ребёнок подбежал к окну,
Залез на стул, затем поднялся
На подоконник и к стеклу
С мольбой горячим лбом прижался.
Луна холодная в ответ,
Сквозя презрением, роняла
Свой тусклый, равнодушный свет
И знать ребёнка не желала.
Надежды нет... Он стал рыдать...
Но дверь внезапно отворилась,
И в комнату вбежала мать -
Заохала, засуетилась:
«Я к ужину купила всё,
Но в доме соли не осталось,
Пошла к соседке, то да сё -
Ну, и немного заболталась!»
И с той поры до настоящей,
В груди комок тоски щемящей,
Растущий, как придёт беда,
Обосновался навсегда.
* * *
«Какая дивная Луна! -
Жена из кухни появилась,
И в восхищении она
Возле окна остановилась. -
Она скрывается от нас
За тучкой, как за занавеской...
Так в простоте наивной, детской,
Когда нас мучила вина,
И мы укрытие искали,
Или, рукой прикрыв глаза,
Вполне серьёзно полагали,
Что видеть нас теперь нельзя...
Но у меня есть подозренье,
Что всем повелевает Ночь.
За нами подсмотреть не прочь
Она, ведь у неё есть зренье:
Серебряный зрачок Луны -
Её всевидящее око,
Она из чёрной глубины
Всё видит зорко и далёко.
Быть может, кажемся мы ей
Смешными с глупостью своей
И суетою повседневной,
Ведь Ночь — владычица Вселенной!»
Растерянно спросил поэт:
«Ты это... где-то прочитала?» -
«Я это прочитала? Нет.
Так... В голову пришло — сказала...
Не знаю, есть ли в этом толк...
Ну, ты нас, женщин, лучше знаешь...
Ты, видно, голоден, как волк, -
Так почему не отвечаешь?
Пойдем же ужинать скорей,
А то одной на кухне скука!» -
Ушла, оставив у дверей
Смесь запахов духов и лука...
* * *
Кто из мужчин не столбенел,
Когда среди домашних дел
Из уст кухарки вдохновенной
Трактат о принципах Вселенной
Вдруг слышал? Кто не замирал,
Когда внезапно понимал:
Мысль, недоступная годами,
Плоть обрела жены устами?
И мысль поэта поневоле
Уже склоняется к крамоле:
«Чертовски женщины сильны
Тем, что божественно умны!
Но женщине прямой, логичной
Для мужа с родственным умом
Несложно скучной стать, привычной...
Любви конец... А что потом?
И, чтоб любимою остаться,
Привыкла женщина скрываться:
Себя считая всех умней,
Казаться чуточку глупей;
На логику плевать хотела,
И, поступая наобум,
Беспомощным способна сделать
Любой, пусть самый мощный ум;
Подчёркивать свою фигуру;
Слезу обильную пустить;
Капризами с ума сводить
Мужскую сильную натуру;
Внушать воспринимать как данность
Всю нелогичность и спонтанность
Желаний, помыслов и дел...
И это вовсе не предел!»
И тут поэту стало ясно,
Что в мыслях слишком воспарил:
Жену он не боготворил,
А унижал... Но всё напрасно -
Ведь образ ей принадлежал,
Он был оригинален, ярок
И глубиною поражал...
Но как принять такой подарок?
* * *
Он трудный компромисс нашёл
Спустя лишь несколько мгновений
И следом за женой пошёл -
Подвластен голоду и гений:
«Привычка фильтровать людей
По атрибуту половому -
Как повод просто, без затей
Делить их по уму — знакома.
У каждой женщины есть муж,
Жена — у каждого мужчины,
Глуп человек и неуклюж
Без той, желанной, половины.
С женой мы связаны навек,
И не должны платить друг другу
Ни за еду, ни за услугу
Под кодовым названьем «секс».
Понять не каждому даётся
Того, что происходит, суть,
Но суть при этом остаётся
И не меняется ничуть.
Познать законы Мирозданья
Способен тот, кто лично сам
Участвовал в его созданьи...
То смертному не по зубам!
Слова жены - такое ж чудо,
Как борщ, что есть сейчас я буду,
И станут мне привычны тож,
Как самый вкусный в мире борщ!»
И он без лишних уговоров
Пошёл на кухню, трепеща, -
Тарелка вкусного борща
Важнее философских споров!